Дорогу ему преградили сразу три штыря, и если б Тягунов бежал с прежней скоростью, то, увернувшись от того, что был посередине, и свернув хоть налево, хоть направо, непременно налетел бы на один из крайних. Но Жорка бежал гораздо медленнее, он успел повернуться боком, выставив вперед левую руку с корзиной, и благополучно проскользнул между центральным и левым штырем.
Еще через несколько секунд впереди вырос целый частокол из стальных штырей — между ними не протиснешься! Правда, Жорка успел остановиться, но на несколько секунд растерялся. Перелезть через штыри невозможно, перепрыгнуть с корзинкой в руке — тем более. Опять же прыгать придется с места, ибо для разбега надо несколько шагов назад сделать… А он уже после первого шага назад с жизнью простится.
На пятой или на шестой секунде замешательства Тягунова осенило: да ведь и справа, и слева от него не кирпичные стены, а туман! Может, там, в тумане, никаких штырей нет?
Точно угадал! Свернул влево, и легко обошел стальной частокол. Едва он вернулся в коридор, как туман впереди рассеялся и стала видна кирпичная стена, в которой загадочно темнела какая-то ниша. Именно в эту нишу и светили глаза змеи, но покамест разглядеть чего-либо внутри ниши Жора не мог.
До ниши он добежал беспрепятственно. Там ни по бокам, ни наверху уже не было тумана, но зато стояла почти непроглядная тьма. Только тонкие красные лучики, испускаемые змеей, тускло освещали кирпичные стены, но разглядеть, что на потолке находится, Жорка не мог. Пола он тоже не видел, зато в трех метрах от себя рассмотрел тупик. Змеиные лучи сходились на самом обычном эмалированном бидончике с деревянной ручкой, через которую была продета дужка из толстой проволоки, — когда Жорка жил летом у Николая Андреевича, то собирал вишню с деревьев в такой же.
Этот бидончик висел на нитке, привязанный за ручку. Не каким-нибудь двойным морским узлом, а обычным бантиком — дерни за хвостик, он и развяжется. Наверно, если б Тягунов не помнил о ведьминой заподлянке на предыдущем этапе, он поспешил бы отвязать бидон. Тем более что ему надо было не просто торопиться, а очень торопиться. Секундомер на змеиной голове показывал 23.58 с чем-то, и восьмерка вот-вот должна была смениться на девятку. То есть, можно считать, Жорке оставалось жить одну минуту. Но если он ошибется, то проживет еще меньше. Ведь бидон мог запросто уравновешивать что-то типа отравленной стрелы, с которой Жорка чуть не познакомился, когда нашел банку с желтым порошком. Отвяжешь, отпустишь нитку — и поминай как звали. Отскочишь — если успеешь, конечно! — получится шаг назад. Тоже финиш!
Конечно, Тягунов поставил корзинку на пол, освободив левую руку. Теперь правой можно взяться за ручку бидона, а левой — дернуть за свободный хвостик бантика, но ни в коем случае его не отпускать! Иначе — крышка. Кстати, бидончик был закрыт крышкой, и поэтому, что там у него внутри, Жорка не видел. Если жидкое или сыпучее, как на первом и втором этапах, то ронять нельзя — паучиха вряд ли похвалит, если разольешь или просыплешь. Опять же как поставить одной рукой бидон в корзинку, где свободного места не осталось, — тоже задачка! Ведь брать бидон в левую нельзя! Мысли у Тягунова забегали вперед, торопились. Оставалось всего сорок секунд! Правая рука ухватилась сбоку за металлическую дужку ручки бидона тремя пальцами: средним, безымянным и мизинцем, а большой с указательным уцепились за нитку выше дужки. После этого Жорка левой рукой дернул за хвостик, развязал бантик и перехватил нитку левой рукой. Сразу пошло натяжение нитки. Да, к другому концу опять что-то привязано! А секунды так и мелькают: 23.59.48, 23.59.49, 23.59.50…
Но когда Жорка вытянул левую руку вверх и задрал голову, чтобы посмотреть, где там стрела подвешена, то увидел совсем не то, что ожидал! Вместо стрелы к противоположному концу нитки была подвешена какая-то извивающаяся гадина! Нет, на сей раз это была не змея, хотя по размерам она лишь немногим уступала гадюке, обвивавшей шею Тягунова. У этой погани имелось множество ножек — и не сорок, а куда больше. Неизвестно, была ли эта многоножка ядовитой и умела ли она кусаться — Жорка таких даже по телевизору не видел! — но если б она ему на голову шмякнулась, он бы точно шарахнулся назад, а то и просто со страху помер. Но именно на ней теперь скрестились змеиные лучи — то есть, как мгновенно догадался Тягунов, паукообразной ведьме нужен был вовсе не бидончик, а именно эта пакость ползучая. Не догадайся он, замешкайся на чуть-чуть — пропал бы!
Но Жорка сработал четко. Держась левой рукой за нитку, а правой — за дужку бидона, он сумел большим и указательным пальцами поднять крышку, открыть бидон и подставить его точно под многоножку. Плюх! — Тягунов отпустил нитку, и пакостное создание шлепнулось в бидон. Бряк! — Жорка двумя пальцами правой руки закрыл крышку. Затем он с невероятной быстротой втиснул бидон в корзинку и схватил корзинку в левую руку. На голове змеи в этот момент уже светилось 23.59.59…
— Успел! — Скрежещущий голос колдуньи прозвучал для Жорки как сладкая музыка. На змеиной голове появилось 00.00.00, и сразу после этого сверкнула ослепительная вспышка! Жорка не только зажмурился, но и сознание потерял на некоторое время…
Глава XII
У БАБКИ СЕРАФИМЫ
Примерно за десять минут до этого момента Николай Андреевич и Геннадий Петрович, сопровождаемые Найдой, постучались в дверь старой, скособочившейся избушки.
— Удобно ли беспокоить старушку? — засомневался учитель. — Без десяти двенадцать ночи…
— Ты, парень, если кто, не дай бог, заболеет, в «Скорую» звонишь? И в полночь, и за полночь — потому что жизнь от этого зависит.
— Так это в «Скорую», — заметил Геннадий Петрович, — они там обязаны помощь оказывать, им деньги за это платят.
— То-то и оно, — проворчал старик, — неважно получается, когда добро за деньги делают. В том году моя старуха едва не померла, пока «Скорую» дожидалась. И если б не Серафима…
— Так она у вас что, на манер народной целительницы? — поинтересовался Геннадий Петрович.
— Вроде того, — кивнул Николай Андреевич, — и вообще на все руки от скуки.
Учитель хотел спросить, чем может помочь бабка Серафима в розыске потерявшихся ребят, но тут на крыльце лязгнул засов, и открылась дверь. Из избы выглянула старуха, замотанная в толстый пуховой платок, и мрачно буркнула:
— Чего встали? Заходите, не студите избу-то…
Геннадий Петрович про себя отметил, что на добрую целительницу бабка Серафима не сильно похожа, а вот на Бабу Ягу — очень даже.
— Дело у нас к тебе, Серафима Матвеевна, — виновато произнес старик. — Вот учитель из Москвы, так у него два паренька потерялись… На полянке, за Паучихиным оврагом.
— Вовремя прибежали, — мрачно сказала Серафима Матвеевна. — Еще бы пять минут — и не смогла бы я вам помочь… Да и сейчас, пожалуй, все вилами по воде писано. Разувайтесь, грейтесь, самовар у меня не остыл еще.
Проводив гостей в кухню, старуха усадила их за стол и налила чаю. Геннадий Петрович чувствовал себя неловко. Мало того, что среди ночи пришли в чужой дом, да еще и чай пить собрались. Опять же неуютно как-то, когда знаешь, что с ребятами какая-то беда случилась, а он, их учитель, вместо того, чтоб вместе с родителями лес обшаривать, сидит тут, греется в тепле.
