Любовь прижала Григория к своей огромной груди, у Гриши чуть слёзы не потекли, так правдоподобно описал вчерашний день, и ужасно жалко себя стало, он молился только об одном, чтобы Люба не включила логику и не спросила, как он пьяный ловил наркоманов.
— Гриша, любимый, может тебе баньку истопить, вдруг ты простыл.
Григорий чуть не заорал: «Да-а-а!», но сказал еле живым голосом:
— Если тебе не трудно.
Любовь побежала топить баню, а Гриша с гордо поднятой головой прошествовал на кухню. По-хозяйски пошарил в холодильнике, по кастрюлям, накрыл себе стол и решил поесть, пока ему баньку готовят. А Люба решила продолжить реализацию плана: любыми способами выдать себя замуж. Затопила баню как положено. Побрызгала эвкалиптовым маслом, создавая романтическую обстановку, и пошла за Гришей. Войдя в дом, увидела, что любимый занят поеданием её фирменной запеканки, и прошмыгнула в спальню. Люба готовилась к этому всю жизнь, поэтому ей не составило труда быстро одеться подстать романтической обстановке. Кружевное бельё, тоненький пеньюар и боевая раскраска. Вышла она к Грише в полной готовности, я думаю, даже Сергей не смог бы устоять. А Гриша просто открыл рот и молчал.
— Ну, что Григорий, пойдём я тебе спинку попарю?
Он на минутку не то чтобы растерялся, просто испугался.
— Я случайно увидел на плите сковородку, и вот.
Продемонстрировал пустую сковороду.
— Это приятно, для тебя готовила, судя по тому, что ты всё съел, тебе понравилось.
Заикаясь и запинаясь, продолжал разговор Гриша:
— Ой, простите, то есть прости, я увлёкся и не заметил, как всё съел. А что, баня уже готова?
— Почти, может, пока бокальчик вина выпьем, перед баней? — Григорий сам не понимал, почему он так вдруг испугался Любови, но готов был не то что бокальчик вина, а бутылку коньяка выпить.
— Ага, давай, бокальчик выпьем. А мы, что, вдвоём пойдём?
— Да, как же я тебе спинку потру, если мы раздельно пойдём?
— Ну да, так не получится, я только плавки не взял.
— Ничего страшного, можно без плавок.
На что она намекает, подумал Гриша? А у Любы закончилось терпение: что за глупое выражение лица у Гриши.
— Я не поняла, Гриш, ты что, меня боишься?
— Кто, я? — почти закричал Гриша.
— Ну не я же! Я, в отличие от тебя, не сижу, не трясусь и не задаю дурацких вопросов.
— Я просто уточняю, ты не против, если я буду без плавок, и давай, где там твоё вино? — собрался Гриша и выпалил на одном дыхании.
— Вот, это другое дело.
Пошла Люба за вином, у неё как раз было припасено пару бутылочек для такого случая.
— Вот, держи, штопор в столе.
— Спокойно, не надо меня учить, я и сам могу найти.
Вдруг «включил мужика» Гриша, и ему даже это понравилось. Он открыл вино, они выпили по бокальчику, потом ещё, потом на брудершафт, и пошли париться. В бане было отменно. В предбаннике тепло, в парной — жара, и пахнет ёлкой, свет приглушённый. Они сначала стояли, топтались на месте, ждали, кто первый разденется, а потом Люба говорит:
— Ты раздевайся, я пока дровишки подложу.
— Да не надо, жарко же.
— Надо, а вдруг, пока мы будем париться, баня остынет, и вообще, я лучше знаю, это же моя баня. Пока Люба отвернулась и стала подкладывать дрова, Гриша с бешеной скоростью разделся и пулей забежал в баню. Теперь нужно бы Любе раздеться и зайти в баню: «И зачем я бельё это надела, в бане без белья парятся, или всё же в белье пойти, а Гриша, интересно, в трусах пошёл?» Зайти, посмотреть, неудобно, спросить тоже. Пришлось искать в вещах, где его трусы. Не найдя их, она решила, что он в трусах: «Значит и я пойду одетая. Стоп, а что, я такая же, как Гриша стала, ещё не хватало, чтобы голос задрожал». Люба с гордо поднятой головой зашла в парилку, там, на верхней полке, прикрыв ковшиком то, что надо прикрыть, сидел Гриша.
— Ну что, ложись, я тебе спинку веником побью.
Гриша так с ковшиком и лёг на живот.
— Гриш, а мне воду на камни ладошкой лить?
— А, ну держи.
Он всё-таки расстался с ковшом, вернул его.
— Я не поняла, а где твои трусы?
— Мои?
— Ну да, мои, как видишь, на месте.
— Наверно, потерял.
— Потерял? Это как можно, сидя всю ночь в засаде, потерять трусы? С тебя, что, наркоманы сняли, когда убегали?
— Я не в засаде потерял, раньше, то есть я их не потерял, наверное, у проруби оставил.
— У какой ещё проруби? — почти командным голосом спросила Любовь; у Гриши даже мурашки появились.
— Я был на деле, нужно было одного человека домой вернуть, а он отказывался возвращаться. Сказал, что послушается только настоящего мужика, вот он сам — настоящий мужик, и я должен был доказать, что тоже мужик, и мы с ним поспорили, кто из нас не испугается и в прорубь нырнёт. Я нырнул, а он сказал, что верит мне, что я мужик и нырять не стал, пошёл домой. Вот козёл, до меня только сейчас дошло, как он меня развёл.
— А трусы здесь при чём?
— Так я нырял в трусах, а когда одевался, я, что, их мокрые надевать буду? Снял и, наверное, там забыл. Ну, Люба, ты парить меня будешь? Я, похоже, заболеваю.
— Ой, прости, Гришечка.
И Люба стала что есть мочи хлестать любимого. После тщательной пропарки Гриша решил отблагодарить, поцеловать Любу за проделанную работу. Но тут изо всех щелей повалил дым.
— Горим.
— Я тоже вся горю, Гриша.
— Да нет, мы горим, что ли.
Когда они открыли двери в парилку, там ничего не было видно, всё в дыму.
Выбежали они, в чём были: Любовь в красивом белье, а Гриша с ковшиком. Хорошо, что у Любы есть бдительная соседка, которой всё любопытно.
— Любочка, что случилось? Я случайно мимо проходила и…. ой, горим, я вызову пожарных.
И с криками убежала в дом. Пожарные приехали быстро и, надо сказать, очень вовремя, могла бы Люба (и не только она) лишиться жилья.
— Как же это произошло, Люб? — виновато спросил Гриша.
— Не знаю, наверное, когда дрова подкладывала.
— Вот, а я говорил, не надо больше, ну, не переживай, я по весне тебе новую баню сделаю.
— Правда?
Мы тоже времени зря не теряли, попили чайку и стали делится своими мыслями.
— Сергей, что вам удалось выяснить по этому делу?
— Ничего особенного, всё это связано с каким-то наследством, многое могла бы объяснить Светлана, но она опять пропала. Марусь, обещай, что если она тебе позвонит, сразу перезвонишь.
