Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
Женщины осторожно провели меня в дом. Наверху, в спальне, они раздели меня и чисто вымыли мне лицо, шею и плечи. Опытные пальцы втерли в больное плечо целебную мазь.
Сама Гертруда ко мне не притрагивалась, не помогала мне раздеться, не старалась облегчить боль. Все это под руководством Констанции, старшей фрейлины маркизы, ловко проделала молодая служанка. Гертруда лишь кивком головы или пожатием плеча указывала, что надо делать, а Констанция, женщина примерно ее возраста, но гораздо менее красивая, в свою очередь, отдавала распоряжения юной служанке. И вскоре, переодетая во все чистое, я стояла посередине комнаты, а служанка расчесывала гребнем мои густые волосы. Ей пришлось изрядно потрудиться, потому что они совсем спутались. А я изо всех сил старалась не морщиться от боли.
Гертруда сидела на единственном стуле, специально для нее принесенном в мою спальню, и наблюдала за процессом. Живость ее куда-то пропала; впрочем, возможно, это мне только почудилось из-за тусклого света, который едва просачивался сквозь окна в комнату. Широкие юбки красного атласа казались слишком тяжелыми для хрупкого телосложения маркизы. Под прекрасными карими глазами проступили темные круги.
— А сколько вам лет, Джоанна? — вдруг спросила Гертруда.
— Двадцать семь.
Она улыбнулась:
— А я бы не дала вам больше двадцати одного. И фигурка у вас такая ладная, красивая. Ну конечно, вы ведь еще не рожали. Нет на свете женщин красивее тех, в жилах которых течет испанская кровь, но, увы, мы нередко рано стареем.
— А вы разве тоже испанка?
— Моя мать, как и ваша, родом из Испании, она приехала сюда в составе свиты Екатерины Арагонской. И тоже вышла замуж за англичанина. Мой отец — лорд Маунтджой. Вы, конечно, помните это?
— Боюсь, что я помню только день вашей свадьбы.
Лицо Гертруды просветлело.
— А какая великолепная и пышная была свадьба! Правда, Джоанна? Мне очень хотелось, чтобы все было красиво… так оно и получилось.
Мои воспоминания об этом дне постепенно прояснялись. Я снова видела перед собой жениха и невесту, Генри и Гертруду, молодых и ослепительно красивых. Вот они встречаются на паперти церкви, чтобы вместе войти внутрь, встать перед алтарем и принести перед лицом Бога обет верности друг другу. И мы с покойной матерью Артура, тогда еще совсем малышкой, тоже участвовали в свадебной процессии: мы несли цветы, и все присутствующие смотрели на нас… Впрочем, скорее, гости заглядывались не на меня, а на прехорошенькую Маргарет. Но я никогда не завидовала ей. Я гордилась, что моя любимая подруга такая красавица.
Но теперь было не время предаваться воспоминаниям. Я хотела услышать от маркизы Эксетер правду.
— Но как вы узнали меня сегодня? — спросила я. — Мы ведь столько лет не виделись, в день вашей свадьбы я была еще девочкой. И откуда знаете про сына Маргарет? И кто такая госпожа, про которую вы упомянули?
Гертруда потрогала пальцем рубин и смерила меня долгим взглядом, словно прикидывая, насколько со мной можно быть откровенной.
— Ну, что ж… — наконец сказала она. — Мы действительно приехали сегодня в Дартфорд не только для того, чтобы полюбоваться местной церковью, но и чтобы разыскать вас. Я знаю про вас и про Артура Булмера… — тут голос ее благоговейно понизился, — от леди Марии.
Ну конечно, как я сразу не догадалась. От Марии Тюдор, старшей дочери короля.
Когда прошлой зимой в Норфолк-Хаусе нам с братом Эдмундом угрожала большая опасность, я бросилась к ногам леди Марии и, чтобы привлечь ее внимание, заговорила с ней по-испански. Узнав, что я сделала для ее покойной матери (после смерти моей матушки, верной фрейлины Екатерины Арагонской, я преданно ухаживала за опальной королевой в последний месяц ее жизни в изгнании), леди Мария немедленно оказала мне заступничество. Именно благодаря ее вмешательству моего отца и выпустили из Тауэра. Мы много переписывались с леди Марией: как до роспуска Дартфордского монастыря, так и потом. Письма ее были полны тревоги и заботы обо мне, особенно после того, как я покинула Стаффордский замок и своих родственников и поселилась с Артуром в городе.
— Я знаю, что леди Мария волнуется за меня, но, право, не стоило посылать вас ради этого в Дартфорд, — сказала я.
— Не стоило? И это после того, что я сегодня видела?
— Всему виной мое упрямство и гордыня, иначе бы ничего и не произошло.
Маркиза вскочила на ноги:
— Джоанна, вы что, вините во всем себя? Мало того что над вами жестоко надругались, лишив вас обители, так теперь вы вынуждены еще и терпеть оскорбления от этих людишек! То, что случилось с вами, со всеми монахами и монахинями, — это страшное преступление против Бога.
Редко можно было слышать столь открытое выражение чувств, да еще при слугах. Я посмотрела на Констанцию и юную служанку: что они могут подумать, ведь у них на глазах осуждались действия самого короля! Но обе и бровью не повели.
Гертруда глубоко дышала, словно пытаясь овладеть собой и успокоиться.
— А что леди Мария говорила вам обо мне? — спросила я.
— Я узнала про вас не в личном разговоре, а из ее писем, — ответила Гертруда. — Мы с ней не виделись с самой весны. Посетителей к ней сейчас не допускают. За этим строго следит Кромвель.
И снова слова гостьи озадачили меня.
— Но ведь леди Мария полностью примирилась с королем, со своим отцом…
— Джоанна, — вздохнула Гертруда, — я понимаю: вы предпочитаете спокойную, тихую жизнь. Но возможно ли, чтобы вы не знали, что происходит сейчас в государстве?
— Полагаю, так оно и есть, — просто ответила я.
Это была правда. Лондонские сплетни никогда меня не волновали, особенно после того, как я по уши окунулась в грязь придворной жизни. Через несколько лет, оказавшись в Дартфордском монастыре, я снова стала интересоваться новостями, прислушиваться к сообщениям о том, как идут дела в стране, но лишь потому, что происходившие события были тесно связаны с судьбой монастырей. Теперь же ни слухи, ни сплетни меня не занимали, хотя кругом их циркулировало предостаточно.
— В Англии настали тяжелые времена, — сказала Гертруда. — Четыре месяца назад в Ницце был подписан договор… — Она вдруг замолчала. — Вы что-нибудь слышали об этом?
— К сожалению, нет.
— Король Франции вступил в союз с Карлом, императором Священной Римской империи. Посредником при заключении договора выступил сам Папа Римский. Они объединили силы в войне против турок.
— Но мирный договор между Францией и Испанией можно только приветствовать, разве не так? — До чего же неприятно чувствовать себя полной невеждой. — Какой вред от этого Англии?
Гертруда подошла к окну. Она выглянула наружу, словно опасаясь, что кто-то спрятался под карнизом и подслушивает. И только потом повернулась ко мне и пояснила:
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
