Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
— Слушаю, проконсул!
Центурион бойко отсалютовал, развернулся и, звонко печатая по плитам шаг шипованными подошвами, удалился вслед за остальными. Гулко хлопнули наружные двери, и тогда Лонгин обернулся к Макрону с Катоном.
— Насколько помнится, у нас перед выходом в поход остался еще один недорешенный вопрос, касательно судьбы легионера Криспа. Так вот, я с ней определился.
Подчиненные все втроем напряженно уставились на своего начальника, который между тем продолжал:
— Ввиду тяжести содеянного, а также крайней необходимости сохранить в данных обстоятельствах дисциплину, я решил, что Крисп должен быть казнен.
— Нет! — воскликнул Амаций. — Проконсул, я протестую. Вы подали мне надежду, что ему сохранят жизнь.
— Я ничего такого не говорил, — с упрямым наклоном головы сказал Лонгин. — С чего вы решили?
Амаций стиснутыми зубами втянул воздух.
— Но, проконсул… вы подразумевали. Как бы намеком.
— Намек еще не доказательство, — Лонгин со значением задержал взгляд на Макроне с Катоном, после чего продолжил: — Криспа забьют насмерть люди из его центурии, перед строем Второй Иллирийской. Завтра на рассвете. Вы, легат, доведите это известие до арестованного и удостоверьтесь, чтобы до исполнения приговора он был надежно заточен. Я слышал, прежде бывали случаи, когда осужденные бежали из-под стражи. Так вот, если вдруг скроется от правосудия Крисп, его место займут те, кто его охранял. Убедитесь в том, что караульщики правильно вас поняли. Я ясно выражаюсь?
Амаций проглотил свой гнев и с горечью обратился к Макрону.
— Представляю, какой восторг эта новость вызывает у вас.
Макрон, отвечая взглядом на взгляд, после секундной паузы сказал:
— Если вы это представляете, легат, то тогда, боюсь, вы никогда не поймете людей, которыми командуете.
Амаций еще раз сверкнул на Макрона взглядом, вслед за чем, расправив плечи, повернулся к Лонгину:
— Будут ли еще указания, проконсул?
— Это все. Товарищам Криспа завтра с первым светом быть на плацу у лагеря. Одеты в одни туники, вооружены палками.
— Слушаю.
Голос Амация звучал подавленно, и можно понять почему. Заносчивые легионеры будут унижены тем, что появятся перед ауксилиариями Второй Иллирийской — этими вспомогателями — без оружия и доспехов. Это делалось вполне намеренно. Армейская дисциплина вменяла, чтобы товарищи осужденного разделяли его стыд и от этого горели жаждой выместить на нем свое унижение. Поскольку уводить их из расположения Десятого, а затем присутствовать на казни надлежало Амацию, то толику их стыда, получается, нес на себе и он, а отсюда, понятно, углями тлеющая в глазах ненависть, с которой легат полоснул взглядом Макрона с Катоном, прежде чем грохнуть на выходе дверью.
С минуту висело молчание, после чего Макрон в знак признательности преклонил перед Кассием Лонгином голову.
— Благодарю, проконсул. Это было верное решение.
— В ваших словах я не нуждаюсь, — бросил Лонгин.
— Прошу простить. Но все равно спасибо. — Макрон помолчал. — Что-нибудь… еще?
— Больше ничего. Просто позаботьтесь, чтобы в будущем этого больше не повторилось. Вы вдвоем мне уже изрядно надоели своим вмешательством в мои дела здесь, в Сирии. Если б не парфяне, я бы уже от вас избавился. Вы бы сейчас уже давно ехали обратно в Рим, очно отчитываться перед тем змеем Нарциссом. Ну а пока… Мне нужен каждый меч, который я только смогу выставить против парфян. Победа моя была бы неоспорима, располагай я теми подкреплениями, которые запрашивал. Но у меня против них всего три легиона да горстка вспомогательных частей. Расклад незавидный. — Лонгин холодно улыбнулся. — Тем больше будет славы, если я преуспею. Ну а если нет, то для меня будет небольшим утешением сознавать, что вместе со мной примете смерть и вы оба.
Интересно, откуда такой перепад настроения от еще недавнего победного ухарства в обращении к офицерству. И тут Катон понял: все это многолетняя выучка римской аристократии — безукоризненно сыгранный спектакль с целью захвата публики, несмотря на собственные сомнения в деле, которое желаешь возложить на алтарь. Таков и Лонгин: ишь какой велеречивый. Пожалуй, лишь одного Катона не захлестнуло волной его риторики. Макрон и тот, даром что в курсе насчет политической двойственности проконсула, но все же минутно пошел на поводу у пресловутой «силы и чести».
— А теперь оставьте меня, — скомандовал Лонгин. — Ступайте и займитесь подготовкой экзекуции.
Он вяло махнул на дверь. Макрон с Катоном встали навытяжку, отсалютовали и, дружно развернувшись, зашагали в ногу, оставляя римского проконсула Сирии одиноко восседать в опустевшем триклинии,[13]приспособленном под публичные мероприятия.
В сероватом предрассветном сумраке люди Второй Иллирийской тревожно вскидывались в своих палатках под окриками оптионов и центурионов. Меж палаточными рядами взад-вперед размашисто шагали офицеры, откидывая полы и грубо подгоняя разбуженных. Торопливо натягивая туники и кольчуги, шнуруя калиги, солдаты выбирались на предутреннюю прохладу, где нахлобучивали шлемы с кожаным исподом и застегивали нащечники. В последнюю очередь они подхватывали щиты и копья, после чего занимали место перед палатками в построении центурий. Кавалерийские турмы с более длинными мечами и копьями выстраивались с флангов. Для участия в ритуале экзекуции кони были им не нужны, а потому животные оставались в общей коновязи, мирно жуя из торб ячмень, поданный конюшими сразу с подъемом.
Макрон, а чуть позади него Катон шли вдоль строя, оглядывая своих людей. Казнь Криспа должна была смотреться достаточно парадно. Легионер хотя и был приговорен к смерти как убийца, но все равно оставался солдатом, и даже при смерти ему полагались определенные почести. Даром что человек, которого он убил, был одним из их товарищей, Вторая Иллирийская отдавала Криспу честь как собрату, переходящему из этого мира в мир теней. Каждый из стоящих в строю поработал над тем, чтобы иметь подобающий вид: все шлемы накануне надраены; блестят и шишаки на щитах, и узорчатые пряжки на ножнах. Своих воинов Макрон оглядывал с взыскательной гордостью. Нет и не надо лучшего подразделения, чем то, которым он командует сейчас; ничем не уступит оно легиону (мнение, которое он с ворчливой приязненностью держал при себе). Хотя на людях он бы такого, понятно, не произнес. Кровь, пролитая им во Втором легионе, товарищи, потерянные за годы, — все это вытравило на сердце святую любовь к «орлам», которой Макрон оставался верен.
Обойдя весь строй, Макрон обернулся к Катону как к офицеру, ответственному за построение людей на смотру, а также за многочисленные нюансы лагерного управления.
— Превосходный строй, центурион! — поставленным командирским голосом одобрил Макрон — громогласно, чтобы было слышно по всей когорте. — Преторианская гвардия и та едва ли смотрелась бы лучше!
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
