— И как же мы будем жить?
— Наверное, займем у друзей. Да не знаю я, Сара. Придетвремя — решим. А сегодня, сейчас, еще ничего не произошло. Пока здесь такаяразруха, за мной не придут. Увидим, что будет на следующей неделе. — Но иСара, и Сет понимали, что их мир стремительно рушится. И после его постыдногопризнания они были бессильны что-либо предпринять. Сет поставил их семью подудар самым предательским образом.
— Как ты думаешь, дом заберут? — Сара в страхеогляделась вокруг.
Сейчас это был ее дом. Дело не в его роскоши — это место,где они живут, где родились ее дети. И перспектива в один миг все потерятьужасала. В ближайшем будущем, если Сета арестуют и предъявят обвинение, они могутстать нищими. Сара разволновалась. Придется искать работу, жилье. А что будет сСетом? Его посадят? Всего несколько часов назад ей было важно лишь одно —знать, что сын и дочь после землетрясения живы-здоровы, не погребены подруинами дома. Но теперь выходит, что дети их единственное реальное богатство, асвоего мужа она совсем не знает. Четыре года прожила под одной крышей всущности с незнакомым человеком, которого любила и которому доверяла, —отцом ее детей.
Сара разрыдалась. Сет хотел было ее обнять, но она непозволила: она теперь не знала, кто он — друг или враг. Не думая о ней и одетях, он всех подставил под удар. Сара кипела от гнева и горя.
— Я тебя люблю, детка, — нежно проговорил Сет, иСара в изумлении воззрилась на него.
— Как у тебя только язык поворачивается говорить мнетакое? Ведь я тоже тебя люблю. А ты? Что ты с нами сделал? С нами всеми, снашими детьми. Мы же можем оказаться на улице, а ты — за решеткой. —Скорее всего так и будет.
— Ну может, все еще не так страшно, — попыталсяуспокоить ее Сет. Только для Сары это уже были пустые слова — слишком хорошоона знала законы Комиссии по ценным бумагам и биржам. Ему грозили арест итюрьма. И если это случится — оба понимали, — все пойдет прахом. Их жизньуже никогда не вернется в прежнее русло.
— Как же теперь жить? — горестно повторяла Сара,сморкаясь в салфетку. От светской дамы, которой она была прошлым вечером, неосталось и следа. Вместо нее сидела насмерть перепуганная босая женщина внадетом прямо поверх вечернего платья свитере. Она напоминала рыдающуюдевочку-подростка, переживающую личную трагедию. Собственно, так оно — помилости ее мужа — и было.
Сара распустила свой французский пучок, и ее темные волосырассыпались по плечам. Первый раз в жизни она переживала предательство. Саравзирала на Сета и в гневе казалась вдвое моложе. Дело не в деньгах и роскоши,которой они лишатся, хотя и этого жаль. Став матерью, она самым важным факторомсвоей жизни стала считать стабильность. Но именно этого Сет ее лишил. Лишил ееощущения надежности, на которое она всегда рассчитывала, отнял ту счастливуюжизнь, которую сам же им с детьми обеспечил. Эти махинации поставили под угрозуих существование. Он просто взял Да и пальнул из пушки по ее жизни, а заодно ипо своей собственной.
— Остается только ждать, — едва слышно пробормоталСет.
Он сделал несколько шагов и выглянул в окно. Внизу полыхалипожары. В свете утреннего солнца стали видны разрушения соседних домов. Деревьялежали на земле, балконы висели, накренивщись под причудливыми углами, каминныетрубы попадали с крыш. И среди всей этой неразберихи бродили, как потерянные,люди. Однако никто не был так оглушен, как Сара, плачущая в своей спальне.Привычная жизнь скоро кончится — это лишь вопрос времени, а с ней скорее всегои их брак.
Глава 4
Мелани так и осталась возле отеля «Ритц-Карлтон». Она изовсех сил старалась быть полезной — подзывала к пострадавшим врачей, помогладвум потерявшимся девочкам разыскать мать. Никакой медицинской подготовки у неев отличие от сестры Мэри Магдален, конечно, не имелось, но поддержать людей,подбодрить их было в ее силах. Какое-то время ее сопровождал один измузыкантов, но потом все же откололся и присоединился к группе, направлявшейсяв убежище. В конце концов, решил он, Мелани большая девочка и может сама о себепозаботиться. Мелани осталась одна — по-прежнему в туфлях на высокой платформеи в концертном платье с накинутым поверх смокингом Эверетта Карсона. Смокинг ктому времени уже был до предела замызган — испачкан пылью и кровью раненых,тех, кому помогала Мелани. Однако ей, несмотря ни на что, нравилось находитьсяв гуще событий. Впервые за долгое время вопреки висевшей в воздухе пыли отштукатурки Мелани показалось, что она может наконец-то вздохнуть свободно.
Она сидела у пожарной машины, жевала пончик, запивая егокофе, и обсуждала ночную катастрофу с пожарными, которые были потрясены ипольщены тем, что пьют кофе с самой Мелани Фри.
— Ну и каково это — быть Мелани Фри? — допытывалсяу нее один из молоденьких пожарных. Парень родился в Сан-Франциско и вырос вмиссии.[7] Двое его братьев, как и их отец, служилиполицейскими, а два других пошли в пожарные, как он. Сестры повыскакивали замужпрямо со школьной скамьи. И Мелани Фри была далека от его жизни, как небо отземли. Правда, сейчас, когда она вот так запросто сидела рядом, ела пончик ипила кофе, впору было решить, что она такая же, как все.
— Иногда приятно, — честно призналасьМелани. — А иногда хуже нет — каторжный труд и постоянный стресс, особеннокогда концерты идут один за другим. Тогда это такой геморрой!
Все засмеялись, а Мелани принялась за следующий пончик.Парню, задавшему этот вопрос, исполнилось всего двадцать два, но он уже былотцом троих детей. Жизнь Мелани представлялась ему волшебной сказкой, не идущейни в какое сравнение с его рутинным существованием, хотя жену и детей он любил.
— А вы? — в свою очередь, поинтересоваласьМелани. — Любите свою работу?
— Ну да. Особенно в такую ночь, как эта. В такиемоменты кажется, будто ты действительно делаешь важное и доброе дело. Тогдазабываются и пивные бутылки, которые в тебя швыряют, и все издевательства,которые приходится терпеть, когда приезжаешь в Бей-Вью[8] тушитьпожар, устроенный местными. Но такое, правда, случается редко. А потому бытьпожарным мне чаще всего нравится.
— Пожарные — классные парни! — засмеялась Мелани.Она не помнила, когда в последний раз съедала по два пончика. Мать ее за такоеубила бы на месте. По настоянию Дженет ее дочь всегда сидела на диете — этобыло частью той цены, что она платила за славу. Сейчас, когда она сидела воттак на ступеньке пожарной машины, болтая с ребятами, никто бы не дал ейдевятнадцати.
— Ты тоже ничего себе, — отозвался один изпожарных постарше. Он только что освободился, а до этого четыре часа возился слифтами — вызволял запертых там людей. Слава Богу, все остались невредимы. Лишьодна женщина потеряла сознание. Ночь выдалась для всех долгая.
