Книга Корень всех зол - Роберт Уильямс

С годами мама все больше погружается в молчание, и только когда оно уже переполняет ее изнутри, все, оставшееся невысказанным, неотвратимо выходит криками и воплями. Поводом может стать что угодно — счет выше обычной суммы, упавшая с сушилки и разбившаяся тарелка. Любая мелочь пойдет в топку, но нужна еще искра, и это всегда я. Оторвалась ли у меня эмблема от школьной формы, или я забыл помыть чашку, или помыл, а полотенце на место не повесил — мама мгновенно налетит коршуном, и уж тогда остается только занять оборонительную позицию и выжидать, пока она выплеснет всю ярость. Любые слова в свою защиту бесполезны — они лишь подольют масла в огонь и обернутся против тебя. Надо ждать и терпеть, терпеть и ждать. Выдохнувшись, мама отправится к себе в комнату и выйдет на следующий день, снова молчаливая и поникшая и с таким выражением на лице, будто я украл деньги у нее из кошелька.

Она не всегда была такой. В Клифтоне, я помню, она порой подпевала какой-нибудь песенке по радио, включая его на полную катушку. Теперь же радио дни напролет бормочет бесконечные новости, ворчливые голоса обсуждают экономику и политику, а то канал классической музыки с унылыми струнными концертами наводит тоску, да мама еще все убавляет громкость, пока звук не становится похож на грустный шепот старичков куда-то в бороды. Может быть, она так стремилась к тишине, чтобы вовремя услышать приближение новой беды, чтобы знать в следующий раз, чего еще от меня ожидать, прежде чем в дверь постучит полиция.

По четвергам она пишет в свой дневник, и это самые безмолвные вечера из всех безмолвных вечеров. Вскипятив чайник, она раскрывает тетрадь на чистой странице и подносит ручку к бумаге. Ставит дату вверху слева и дальше без устали исписывает четыре листа подряд убористым почерком, почти не прерываясь, чтобы подумать. Мне в этот дневник нос совать запрещено, и я понятия не имею, где мама его прячет, хоть и до смерти хочу узнать, что за новые слова ей удается находить каждую неделю. Я знаю, что она несчастна, но не представляю, как можно целый час мусолить одно и то же: «Мне плохо. Ненавижу Рейтсуэйт. Дональд испортил мне жизнь». Единственное, что способно помешать потоку ее мыслей, это шум. Когда она пишет, то кажется, даже часы тикают слишком громко, а жители городка по ту сторону холмов чересчур громко шелестят страницами книг. Как-то она накинулась на меня за то, что я соплю как паровоз, поэтому по четвергам я стараюсь не выходить из своей комнаты, чтобы ее не раздражать.

Вот в такой вечер я заметил в карьере Фиону, голова которой мелькала между деревьями и кустами. Я был только рад предлогу удрать из дома и через несколько минут присоединился к ней. Заметив меня, она вытащила из ушей наушники, и мы зашагали рядом, болтая о школе. В разговоре возникла пауза, и я хотел уже спросить, как ее брат в колонии, но она опередила меня.

— А я вас видела, Дональд. С тем парнишкой. Пару раз, когда вы сюда приходили-уходили.

Я, сам не знаю почему, почувствовал виноватое покалывание в затылке, добежавшее до кончиков пальцев. Я растерянно кивнул — да, мол, было дело, — но понятия не имел, что сказать.

— Кто он? — спросила она.

Тут меня вдруг понесло, и я, неожиданно для себя, начал вдохновенно и убедительно врать, да так, что сам почти верил в свою ложь. Мол, парнишку зовут Джейк Додд, и знаю я его по литературному клубу рейтсуэйтской библиотеки. У нас там две группы, и из старшей, подростковой, к каждому прикрепили по участнику из младшей, чтобы мы на них влияли, помогали им развиваться, рекомендовали книги, которые сами они ни за что не прочитают. Мне достался Джейк, мы вроде как подружились, и с его матерью я познакомился, ну и она просит присмотреть за ним иногда, когда ей нужно отлучиться. Объяснение получилось таким до скуки правдоподобным, что Фионе и в голову не пришло усомниться. Когда я закончил, она сказала, что мне прямо медаль нужно дать. Мы двинулись дальше, и она начала рассказывать, как была у брата.

— Знал бы ты, как там воняет, Дональд. Все эти мальчишки в оранжевых комбинезонах — никто там толком не следит, чистые они или грязные. Я старалась ни к чему не притрагиваться, но все равно, как домой пришла, сразу в душ полезла.

— На тебя там, наверное, все глазели, — ляпнул я, не подумав. Меня еще не отпустил мандраж после вопроса о Джейке.

Фиона резко остановилась.

— Да, Дональд, некоторые прямо в открытую пялились, даже не стесняясь. Хоть бы моргнули, когда я на них смотрела. Один как уставился, только я вошла, и через всю комнату за мной следил, пока я напротив брата не села. Так и чувствую на себе его взгляд. Терпеть не могу, когда глазеют, а это вообще был ужас. Еще ведь не знаешь, за что они там, что натворили…

Ее передернуло, и она зашагала дальше, взяв меня под руку, как-то очень по-взрослому. В первый раз она прикоснулась ко мне, и хоть я знал, что это ничего не значит, мне все равно было приятно. Позже, лежа в кровати, я подумал, что не стану я в субботу встречаться с Джейком, как обычно, и к его школе постараюсь не ходить. Пусть малышня резвится сама по себе, ничего с ними не случится. Джейк обойдется и без моего присмотра, а я займусь новым «исчезанием». Пойду в библиотеку, возьму «Большой атлас мира» и поищу какое-нибудь подходящее место.

Но в субботу после обеда я снова сидел на лавочке игровой площадки, поджидая Джейка. Я просто не мог так его подвести. Мысль о том, что он появится, а меня нет, и он на целый день останется совсем один, слишком меня угнетала. И, как выяснилось, я правильно сделал, что пришел. Едва он показался, отыскивая меня взглядом, мне сразу же бросилась в глаза красовавшаяся у него над правой бровью здоровенная шишка размером с хорошую сливу и того же цвета. Мы не пошли к «дому с привидениями» — Джейк выглядел слишком усталым, так что мы остались сидеть на лавочке. Он сказал, что блямбу ему поставил Гарри — залепил в драке, Джейк ударил его в ответ, потом они накинулись друг на друга, в общем, кончилось тем, что их обоих наказали. Я спросил, из-за чего же они подрались. Джейк пожал плечами. Просто подрались, и все. Он зевнул во весь рот, и я заметил круги у него под глазами, которые явно не были синяками.

— Джейк, ты что, не выспался?

— Да, когда мама уходит, я не очень хорошо сплю.

— Тебе не нравится оставаться одному?

— Ну, днем нормально, а ночью не очень-то, когда ее нет.

— Она что, на всю ночь уходит?

— Иногда. Ничего. Она со мной поговорила и сказала, что телефон у нее всегда с собой.

Телефон у нее, видите ли, всегда с собой! Просто нет слов.

— И давно она стала так надолго задерживаться?

— Стив к нам перестал заглядывать, вот после этого. Сперва она все у себя в комнате сидела, а потом начала выходить по вечерам прошвырнуться — в пятницу и в субботу. Иногда и в четверг тоже.

Я еле сдерживал душившую меня злобу. Взяв наконец себя в руки, я спросил, как насчет сегодня.

— Да, по субботам она всегда в «Компашку» ходит, — подтвердил Джейк.