Про другое
Дверь открыл Виталик, в руке у него была бутылка вина, к которой, как было написано в милицейском протоколе, он «постоянно прикладывался». Потом ему вменялось в вину, что был пьян, но он не был пьян, а был возбужден тем особым возбуждением, которое всегда находило на него в компании, особенно радостно и неподвластно булькающим, когда вечеринка была у него дома, — когда он был хозяином вечеринки, его просто несла волна желания насмешить публику. Смешно? Чего изволите, чтобы было смешно?..
Виталик открыл дверь, увидел стоящего на площадке милиционера.
— Шум. Музыка. Шум, музыка после одиннадцати, — сказал милиционер.
— Кто пришел, кто там? — спросил кто-то из гостей и, увидев милиционера в форме, отпрянул, кинув остальным чуть испуганное «милиция…».
— Кто там? Нищий… Н-на хуй нищих! — не раздумывая, сказал Виталик и под общий смех захлопнул дверь перед носом милиционера, благо что нос ему не прищемил. Почти что прищемленный нос тоже потом фигурировал в отчете.
Посмотрим на эту ситуацию со стороны Виталика — в буквальном смысле слова со стороны Виталика — из его прихожей: перед ним тупой мент, в его доме совершенно неуместный, особенно при гостях, и от возбуждения, кривляния-позирования он и брякнул — и тут же забыл. Но если взглянуть с другой стороны, с лестничной площадки: милиционер при исполнении, а перед ним Виталик, аристократически тонкий-нежный, слабо-зеленого цвета, — обозвал его нищим, послал на хуй, захлопнул дверь. Чрезвычайно вызывающе получилось, оскорбительно, тем более что милиционер был свой — Коля-мент из той самой коммуналки с первого этажа, где жила «старая барыня на вате», лимитчик — и Виталика ненавидел лично и как классово чуждый элемент.
Лично — Виталик был ему физически неприятен — самая простая и понятная причина ненависти. Весь он узкий-длинный, узкое худое лицо, длинный нос, узкие плечи, и чувствуется в нем какая-то немужская нервность, чувствительность, возбудимость, и еще — что при этой нервности повлиять на него трудно, он сам по себе, в общем, слишком интеллигентный, сопляк-мозгляк. Все говорят: «Ах, талантливый, ах, артистичный… ах, у него харизма от отца…»
А как классово чуждый элемент — как не ненавидеть, если у мальчишки такая огромная квартира в центре и живет он там один?! И весь июнь, как школу закончил, у него вечеринки, музыка… А двор-то — колодец!..
Никакого навета со стороны соседей не было — у Виталика весь июнь собирались компании, но как говорили, танцевали, топотали, слышно не было, в Толстовском доме толстые стены, а вот громкая музыка во дворе-колодце при настежь открытых в июне окнах действительно звучит нагло так, беззастенчиво, как будто прямо во дворе поставили усилитель.
Вечеринки у Виталика не обязательно были вызывающими. Когда собирались только свои — Алена с Аришей, Лева, Таня, — вечеринки были в разговорном жанре. На этот раз своих никого не было, а пили, шумели, плясали, выглядывали в окна так много чужих, что обалдевшие от шума соседи снизу, не желая вызывать милицию, попросили Колю-мента заглянуть по-соседски и разогнать или хотя бы пугануть распоясавшихся детишек. Соседи снизу на Виталика Светлане стучали, у Виталика с ними было — холодное недоброжелательство, а у Светланы полное понимание. Когда к Виталику неожиданно вселились Лева Резник и Таня Кутельман, она даже отчасти обрадовалась — их ссора с родителями ее не касается, а сами они хорошие еврейские дети, в доме хорошие еврейские разговоры об умном, Виталик в порядке… Но Лева с Таней вскоре вернулись по домам, и с тех пор как Виталик остался один, он словно с цепи сорвался — пьянки-гулянки без конца…
Виталик захлопнул перед Колей-ментом дверь, и вечер пошел как всегда, но через полчаса в квартиру прибыл наряд милиции, и Виталика увезли — вывели из подъезда, под соседский шепоток «а что она хотела, оставила мальчишку одного…» посадили в милицейскую машину и увезли. И только через час вернули, вернули в целости и сохранности, — привезла Светлана. Виталик вышел из ее красных «Жигулей» с видом отшлепанного газетой щенка — не больно, но обидно… А из окна коммуналки на первом этаже Коля-мент в майке, с радостной рожей — ну что, огурец, заработал привод? Официальный привод в милицию означал… плохо, очень плохо для характеристики, для поступления в институт. Светлана в дом не вошла — со двора впихнула в подъезд, сказала «до завтра» зловещим голосом, и не успели еще красные «Жигули» выехать из двора, как Виталик развернулся у лифта и направился в подъезд напротив — к Арише. Где был Аришей укоризненно обсмотрен, обшептан, накормлен, а также благожелательно расспрошен Ольгой Алексеевной о планах на будущее, в общем, был приведен в прежнее, до привода, душевное состояние. Про привод Ольга Алексеевна не знала, да и откуда — она ведь никогда не судачила с кумушками во дворе.
