Шутка ли, разговаривать с человеком, который читает твои мысли?
— За четыре года неустанных поисков мне удалось добыть отдельные снимки и куцые фрагменты раскадровки, — негромко продолжила она. — Их сделали операторы госкомиссии. Вот тут, надо думать, была спешка. Члены комиссии примчались на Беллону из Москвы, точно вороны на мертвечину… Да, собственно, так оно и было. На Беллоне нашлись одни трупы. Девять человек, которые к тому времени уже давно насквозь промерзли.
Я скорчил постную мину, изображая участие, и тупо смотрел, как на планшете ползут равнодушные цифры счетчика хронометража. Хотя вряд ли стоило притворяться: перед долгими веками забвения бессильна сама история, чего уж говорить о простой, дежурной вежливости?
— Послушайте, — вздохнул я, — почему вы открылись мне, незнакомому человеку? Зачем все это рассказываете, Анна?
— Тайна!
— Ой, да перестаньте уже!
Тон у меня, наверное, был точь-в-точь как у следователя. Я сам себе был противен, но нужно было разобраться во всем, а значит, хвататься за единственную зацепку.
— Все очень просто, — пожала она узкими, покатыми плечиками. — У вас в голове, Костя, на дальнем уровне подсознания постоянно крутится слово «Звезда». И еще некоторые слова и образы, которые мне, представьте, очень даже знакомы.
— А что крутится на переднем? — Не выдержав, огрызнулся я. Терпеть не могу, когда женщина задает тон, а ее еще при этом приходится интервьюировать.
— Там очень странное, — вздохнула она. — Вы постоянно мысленно твердите одну и ту же фразу.
— Какую?
— Всего два слова, — ответила она, глядя на меня теперь уже с откровенным любопытством. — «Вперед, капитан!»
В мое десятое лето детства нас, пятерых закадычных приятелей по нашему родному жилкомплексу, девятым валом окатило увлечение романами Дюма.
Мы играли в мушкетеров яростно, страстно, самозабвенно фехтуя рейками с соседней стройплощадки и назначая друг другу дуэли в самых потаенных уголках тенистого городского парка имени Покорителей Космоса. Роли были распределены и закреплены окончательно и бесповоротно в самый первый день нашей «дюманиады».
Я с самого начала претендовал на Атоса. И, чтобы быть достойным его имени, благородно предложил товарищам выбирать первыми.
К моему огромному изумлению и разочарованию эту жертву никто не оценил. Вся четверка основных мушкетеров, включая жовиального Портоса, доставшегося худенькому и болезненному Артурчику, была мгновенно расхватана.
— Забито, — деловито констатировал Генка, первым застолбивший за собой д'Артаньяна, после чего вся четверка с любопытством уставилась на меня.
Нужно было срочно сохранить лицо, и я, с минуту поразмыслив, выбрал себе роль де Тревиля.
Так я сразу стал капитаном королевских мушкетеров! Получил должность, до которой коварному Генке было еще пилить и пилить, карабкаясь по служебной лестнице из самых нижних чинов! И все четверо тотчас угодили в мое подчинение!
С тех пор за мной во дворе прочно закрепилась кличка Капитан. И, уже будучи взрослым, попадая впросак или садясь всем корпусом на жизненную мель, я всегда мысленно цедил сквозь зубы: «Давай, капитан! За тобой мушкетеры!»
Когда-то я рассказал об этом Нелли. Сдуру.
— Вот видишь, — притворно пригрозила она пальчиком, — оказывается, ты всегда в душе был карьеристом. Ума не приложу, и чего ты прозябаешь в этом вашем «Русском аргументе»?!
Ответ на этот вопрос оказался на удивление простым. Нелли в моей жизни уже нет, во всяком случае, я очень хочу себя в этом уверить. А «Аргумент» есть. Видимо, он оказался живучее любви.
Как и мой жгучий интерес к этой девушке из внедорожника — разумеется, чисто профессиональный. Потому что в следующую минуту она меня буквально огорошила, когда ровным, даже нарочито заученным тоном произнесла:
— «Если всё же придерживаться гипотезы о реальном существовании „Восхода“ и „Звезды“, то и в этом случае нельзя достоверно утверждать, были эти корабли пилотируемыми или автоматическими. В любом случае достигнутые ими результаты не были принципиально важными, и официальным открывателем находящейся в окрестностях звезды Вольф 359 землеподобной планеты Беллона считается Х-звездолет „Афанасий Никитин“, посетивший эту систему в 2165 году».
А потом храбро подошла ко мне, кивнула на мой оттопыренный карман — оказывается, этот шокер не такой уж и миниатюрный! — и вдруг заговорила с жаром, скороговоркой, почти задыхаясь:
— Вы, вот вы, Костя, и впрямь верите во всю эту чушь? Давайте представим себе на мгновение, что корабли были автоматическими. Но и тогда стоило бы написать о них в официальных справочниках! Ведь про каждый МАК — включая утраченные на перелете — написаны толстенные монографии! А тут два звездолета зачем-то летят к никому не нужной звезде Вольф 359 и — чего уж там! — долетают, раз уж, как я теперь знаю, несколько членов экипажа «Восхода» на Беллоне все-таки нашлись. Но, черт возьми, «достигнутые ими результаты», видите ли, «не принципиально важны»! Какие?! Какие результаты, Костя? О чем нам лгут? О чем молчат?!.. Так вы верите в эту чушь? — повторила Тайна.
Всякий, кто говорит мне подобные фразы, допускает существенную промашку. В силу своей профессии я просто обязан верить во всякую чушь, которая даже обычному обывателю покажется бредом сумасшедшего. Но помимо профессии у меня есть и собственная сумасшедшинка.
Затравкой моего сумасшествия стала Анна Надежина. Крохотная гранула будущего кристалла угодила в насыщенный раствор моего воспаленного честолюбием эго. Раствор этот был подготовлен моими прежними репортерскими безумствами вроде информационного обеспечения миссии чоругов в Гонолулу или попытки организации репортажа из бездны Тянь-Цзи-Бо, Подземной Страны, откуда не возвращаются.
И я окончательно свихнулся. В отличие от Анны Надежиной, у которой на каждый случай жизни был всегда готов подробный и тщательно, до мелочей выработанный план действий.
Родившись в семье пилота-звездолетчика и заведующей одной из секций архива документов, рукописей и записок, не имеющих практического научного значения для Музея Главдальразведки, маленькая Аня рано поняла: почти всё, что скрывает папа о его, конечно же, безумно интересной работе пилота звездолета, можно легко узнать у мамы.
Отец месяцами пропадал на службе, и Аня целыми днями паслась в музее, обычно пустовавшем в пору летних каникул. Кому же придет в голову бродить по музеям, когда все самое интересное происходит вокруг тебя и, прежде всего, над головой? Там, где крупицами соли поблескивают в черном небе мириады звезд, далеких и близких одновременно.
Немудрено, что в скором времени она выучила описания большинства экспонатов открытого доступа наизусть и все чаще спускалась в святая святых музея — архивные подвалы.
Там она помогала маме разбирать кипы запыленных бумажных фолиантов из отчетов и справок, протирать на полках батареи инфоносителей самых причудливых размеров и форм, от микродисков до блоков памяти радиоуправляемых зондов и самых настоящих бортовых самописцев — «черных ящиков».
