от тряски.
— Вот, — Лаврентий Палыч сунул мне толстый конверт, — ещё ломбардских векселей нашёл, Константин Платонович. Чай, пригодятся в дороге.
Ксюшка, обиженная, что её не берут в путешествие, не выдержала и бросилась мне на шею.
— Дядя Костя, я очень-очень скучать буду! Вот прям сильно-сильно! Обещай, что меня в следующий раз с собой возьмёшь!
— Возьму, обязательно. Если усадьбу не спалишь в моё отсутствие.
— Я же не специально…
Перестав дуться, Ксюшка простила и “предателя” Мурзилку и кинулась с ним обниматься. Кот ехал тоже, не желая отпускать меня без присмотра.
Когда прощание пошло на третий круг, я скомандовал отправление и повёл Таню к экипажу. Помог ей забраться внутрь, сел сам, Васька залез на козлы, и мы наконец-то тронулись. И пока усадьба не скрылась за поворотом, Таня махала в окно платочком, а нам вслед неслись нестройные крики.
— Так грустно, — вздохнула девушка, — такое чувство, что мы уезжаем очень надолго.
— Оно тебя обманывает, — я улыбнулся и обнял её. — Не пройдёт и года, как мы вернёмся. А может, и ещё быстрее.
Мурзилка, развалившийся на сиденье, согласно мявкнул. А интуиции кота я доверял больше, чем своей собственной.
***
На поляне, где пару лет назад произошла драка с Диего, практически не осталось следов схватки. Проплешины, выжженные магией, давно заросли травой, а повреждённые стволы деревьев затянулись грубыми наростами. Даже обгорелого сука, на котором висел Киж, я не разглядел среди разросшейся зелёной хвои. И только “запах” эфирного перегара ещё можно было уловить кое-где, если принюхиваться.
Не успел я обойти поляну, как послышался топот копыт, и из-за сосен выкатился дормез с Кижом на козлах.
— Доброе утречко, Константин Платонович! — улыбаясь до ушей, махнул он рукой. — Несказанно рад вас видеть!
— И я тебя, Дмитрий Иванович. Показывай свою добычу.
Остановив экипаж, он соскочил на землю, открыл дверцу и вытащил из дормеза тело, завёрнутое в грубую ткань.
— Вы не представляете, каких трудов стоило найти свежую покойницу. Могилы на кладбище невместно раскапывать, особенно дворянину. Пришлось бы каких-нибудь бродяг нанимать, потом их самих убивать, чтобы никому не рассказали. Да и неясно, кого там выкапывать, я рост мертвеца в могиле определять не умею. — Киж уложил свою добычу на землю и принялся разверочивать ткань. — Так что пришлось полагаться на чутьё и ездить по деревням на запах свежей смерти. И знаете что, Константин Платонович? Даже за хорошие деньги покойника не купишь. Не хотят-с! Хоть воруй, честное слово.
Покойница оказалась молодой оркой, судя по одежде — служанкой из небогатого дома.
— Чисто случайно нашёл, — продолжил рассказ Киж, пока я осматривал тело. — Еду мимо какой-то усадьбы и чую, что там только что кто-то умер. Остановился и сходил под “плащом” на разведку. А там помещик, пьяница запойный, толкнул дворовую девку с лестницы, так она шею и сломала.
— Вижу, нехорошая смерть.
Я подсунул руку под тело и ощупал сломанные кости. Анубис рыкнул, и из моей ладони полилось заклятье “мёртвой воды”. Когда Лукиан учил его создавать, я посчитал это бесполезным умением. Ну зачем, скажите, может понадобиться “лечить” покойника, сращивая ткани или восстанавливая кости? Ан нет, пригодилось в жизни!
— Так я заявился к этому помещику уже в открытую, прикидываясь его сослуживцем. Назвался подпоручиком Чичиковым, мол, заехал выказать своё уважение. Он даже меня вспомнил, представляете! Посидели с ним, выпили, — Киж усмехнулся, — я в шутку и предложил у него выкупить мёртвую крепостную как живую. Так он так торговаться начал, хвалился, что девка огонь была, и мастерица, и послушная, и голос приятный. Ей-ей, аж двадцать рублей требовал, наглец! Пришлось с ним всю ночь пить, прежде чем сошлись на двух рублях.
— Дмитрий Иванович, помолчи, пожалуйста, ты меня отвлекаешь.
У мёртвой девушки нашлось ещё два перелома, которые тоже пришлось вылечить. Наконец, убедившись, что тело относительно целое, я выпрямился и вытер руки платком.
— Бедная, — Таня, стоявшая рядом, покачала головой, — ни жизни не было, ни посмертия не будет.
— Посмертие будет, я об этом позабочусь. Отойдите оба, а то мешаете.
Душа служанки действительно заплутала, грозя стать призраком или заложным покойником. Она бродила где-то рядом, сетуя на злую судьбу и жестокого барина-убийцу. Я закрыл глаза и велел Анубису призвать заблудшую душу.
— Божечки, тяжко-то как. — Не прошло и минуты, как передо мной стояла причитающая прозрачная фигура. — Глазоньки не видят, ноженьки не ходят, смертью лютою убили бедную. От рождения маялась, родительской ласки не знала, розгами спину…
— Цыц!
Душа заморгала, только сейчас заметив меня.
— Барин, милостивец! — она бухнулась на колени. — Вижу, добрый ты человек! Уведи меня отсюда! Тоска страшная грызёт, как собака. Пожалей сиротинушку, барин!
— Добровольно пойдёшь?
— Пойду, барин! Не могу больше мучиться!
Я взял её за руку и почти без усилий отправил за грань.
***
После подготовки тела я объявил перерыв. Во-первых, требовалась пауза, чтобы рассеялся лишний эфир после применения “мёртвой воды”, а во-вторых, я никак не мог найти место смерти испанки. Чёрт его знает, где именно на поляне она умерла! Если возвращать её в этой точке, то сил уйдёт на порядок меньше, да и её душа быстрее очухается от перехода.
Пока я держал паузу, мы устроили небольшой пикник на краю полянки. Таня расстелила плед, а Васька выставил из корзины съестные припасы, заботливо собранные Настасьей Филипповной. Киж же, к моему удивлению, достал из своего экипажа гитару, уселся на траву и принялся настраивать инструмент.
— Вы же сами давали задание, — улыбнулся он, заметив мой взгляд, — научиться играть. Прошу оценить!
Он поставил пальцы на струны, и над полянкой зазвучала простенькая весёлая мелодия. Киж играл сосредоточенно, словно выполняя сложную и ответственную работу. С напряжённым лицом и закушенной нижней губой.
Ёшки-матрёшки! Он сделал это! Да, ему было далеко даже до среднего музыканта, и никакой лёгкости игры не наблюдалось и в помине. Но он играл! Заложный покойник сумел научиться чему-то новому, а, значит, не такой уж он мёртвый. Потому что изменяться — это свойство живых, а не мёртвых. Я не стал торопиться делать выводы, но поставил себе зарубку на память.
Едва мелодия смолкла, Таня захлопала в ладоши:
— Здорово! Просто прекрасно!
Киж, не вставая, изобразил поклон.
— Благодарю. Увы, это единственная мелодия, которую пока удалось разучить.
— Отлично, Дмитрий
