их на коленях.
— Напугал я тебя, добрая женщина? — с приветливой улыбкой осведомился я.
Белава спешно помотала головой.
— Муж мне рассказал, что случилось, — прошептала она. — Упыря боюсь. А убийцу и подавно. Упырь ночью нападёт. А убийца — в любое время. У нас ведь ребёнок маленький. Страшно.
— Заканчивай дрожать, заячья твоя душа, — твёрдо велел я. — Лучше помоги мне. Расскажи, кого у бабки встречала, пока сына лечила.
Белава подалась вперёд и торопливо зашептала:
— Видишь, с остальными сидит мужик в синей рубахе. Тот, что с седой бородой. Он наш кузнец. Пьёт беспробудно уже третью неделю, да играет, пока жена за ухо из трактира не вытащит. А всё потому, что горе топит. У него единственный сын в лесу погиб, примерно тогда же, как бабка Умила сгинула. Деяном звали. Молодой совсем был. Красивый. Кованые обручи голыми руками гнул, — женщина облизала подрагивающие губы. Метнула взгляд на игравших мужчин, но те громко смеялись, продолжая распивать свою брагу. — В него была жутко влюблена одна местная девка. Всё старалась его приворожить. К бабке Умиле за советом бегала. Да впустую. Деян на неё глядел не чаще, чем на прочих девушек. Вдруг это она сотворила, чтоб бабке отомстить?
Трактирщица умолкла, выразительно глядя на меня.
— Неизвестно пока, — я покачал головой. Голословных обвинений не выношу на дух. — Ты скажи лучше, добрая женщина, где та девица живёт? Я к ней наведаюсь.
* * *
Пройти мимо нужных ворот мы с Котом не смогли бы, даже если бы очень захотели. Поздний вечер уже смело можно было называть ночью, но даже в потёмках мы увидели на приоткрытой створке следы дёгтя. Чёрные разводы, которые смыть было не так-то легко, хоть кто-то явно старался изо всех сил. Они означали позор, посетивший семью. «Добрые» односельчане не могли не замарать чужих ворот и чужого имени, ежели от этого зависела их собственная честь. Подобное случалось всюду.
Варгин проскользнул в приоткрытую щель, не дождавшись меня. Замурлыкал ласково и елейно.
— Кис-кис, ты чей такой красивый? — раздался женский голосок.
Я открыл ворота чуть шире и замер, чтобы не напугать девушку.
— Мой, — я улыбнулся. — А ты, наверное, Ярина?
Девушка стояла во дворике подле колодца. Занималась тем, что снимала с натянутых меж яблонями верёвок высохшее бельё, чтобы оно не отсырело за ночь. Мы застали её в тот момент, когда она складывала в корзину свёрнутую рубаху. Моё появление напугало её.
Ярина оказалась невысокой, приятной на лицо, но весьма тощей девушкой. Пепельно-русая коса не была густой, а на щеках не играл румянец. Но я без особого труда понял, что предо мною именно она. Уж больно красноречив оказался округлившийся под сарафаном животик, на котором перестал сходиться её девичий поясок, потому она его и не носила вовсе.
Девушка с испугом отшатнулась прочь, закрывая живот чистой рубахой, которую всё ещё держала. Но не закричала. Лишь с удивлением приоткрыла губы.
— Не бойся меня, прошу, — я поднял раскрытые руки, показывая, что ничего в них нет. Сделал к ней шаг, а она — ещё один от меня. — Я Лех. Ловчий. Меня трактирщик Найдён нанял, найти эту вашу тварь, которая нападает на всех. Ты бы одна так поздно из дому не выходила. Непраздная к тому же, — я кивнул на её живот. — Поберегла бы себя и дитя.
— Зачем пришёл? — спросила девушка, продолжая медленно отступать к крыльцу.
Но я остановился подле колодца. Давал понять, что мне не нужно ничего, кроме разговора. Кот же продолжал ластиться к ногам девушки, но она его уже словно бы и не замечала. Варгин тем временем нюхал Ярину. С таким выражением на морде, точно понять не мог, как в детской игре: петушок пред ним или курочка.
— Пришёл про Деяна спросить, — я наклонил набок голову. — Есть мнение, что это он — упырь, который простой народ изводит. Мстит за что-то. Не знаешь, за что же он мстить может?
Девушка выронила рубаху. Прижала руки к губам. Всхлипнула. Замотала головой.
Белое полотно упало прямо на Кота. Тот зафыркал и принялся выбираться из-под него с нарочитой неуклюжестью. Ткнулся головой о ноги девушки.
— Не знаю ничего, — пролепетала она. Но отступать перестала. Так и замерла на полпути к дому.
— Говорят, ты к ведьме ходила, — я медленно пошёл к ней. Молвил тихо. Смотрел прямо в полные слёз глаза. — Приворожить его пыталась. А после и ведьма пропала. И твой кузнец-молодец умер. Тебя, непорожнюю и незамужнюю, селяне позорить начали. Ворота вон дёгтем замарали. Вот ты на них беду и накликала. Призвала нечисть в отместку. Потому по ночам из дому и выходить не боишься. Верно говорю, Ярина?
Лунный свет падал на её лицо. Но в нём не было ничего, кроме страха предо мною. Она мелко тряслась, будто я казался ей страшнее упыря или ведьмы. С места сдвинуться не могла.
Я остановился в шаге.
— Скажи правду лучше мне, чем селянам. Сама знаешь, они на суд скоры. На расправу тем паче, — настойчивее добавил я.
Думал, что расплачется. Но нет. Крепкая девка оказалась. Обняла живот руками и залепетала:
— Я любимого потеряла, позор на семью накликала, мне ли бояться?
Упрямая. Но ничего.
— Знаешь, как ведьму на связь с нечистой силой испытывают? — я скрестил руки на груди. — Раскаляют в печи гвоздь добела. А потом заставляют голыми руками взять и по двору пронести, не уронив. Плоть чернеет. До костей слезает. Человек или от боли умирает на месте. Или от мучений спустя несколько дней. Кузнеца я в трактире видел. Он пьян. По сыну убивается. Никого не помилует, ежели виновным в его смерти посчитает. Накалит гвоздь так, что от жара жилы лопнут. А я пытать тебя не стану. Лишь вопросы тебе задам, Яринка. Ходила к ведьме?
Она затравленно кивнула.
— Ворожила?
Новый кивок.
— И? — протянул я.
Ярина, как подкошенная, осела наземь. Опустила голову. Дрожащими пальцами в траву у тропинки вцепилась. И забормотала, роняя горючие слёзы:
— Бабка Умила сказала, от присушенного парня рожать нельзя. Изводить такой плод нужно. А я испугалась. Тогда бабка велела ворожбу снять и во всём признаться Деяну, чтоб меня простил и принял. Тогда вреда ребёнку не будет. А он как узнал про дитя во чреве да про
