В душе я злилась и на него, но странно было бы вести себя как маленькая девочка и дергать его при всех.
Мне очень нужна была его поддержка, но я молча терпела.
Стучали вилки о тарелки, слышался звук напитков, которые лились в кубки и стоял фоновый шум бесконечных разговоров.
Через пару часов эта пытка, наконец, завершилась.
— А теперь молодой нужно удалиться! — объявила дама-распорядительница на весь зал.
Гости замолчали, и я поднялась под их взглядами. Я думала, что Ролдэн пойдет со мной, но появившиеся рядом со мной дама-распорядительница утащила меня в сторону в какой-то темный коридор.
Мы там выглядели, как заговорщики.
Она шёпотом поясняла, что делать дальше:
— Сейчас слуги отведут тебя в твою комнату и помогут снять свадебное платье. А в двенадцать ночи тебе следует надеть белую ночную рубашку, которая лежит на твоей кровати и явится в ней в спальню Дракона. Белая рубашка — символ чистоты и невинности, должна полностью скрывать твое тело. Все пуговицы должны быть застегнуты! И никакой самодеятельности! В двенадцать, в белой ночнушке! Запомни! — шипела она мне в лицо.
Я и не думала, что свадьба с Драконом — это такая сложная церемония. Мне казалось, что будет проще. А получается, что каждый шаг должен быть выверен и совершенно нет времени на то, чтобы просто порадоваться тому, что я стала женой Дракона.
Она поманила кого-то из темноты и вышли две девушки-служанки в белых передниках.
— Отведите Истинную в её комнату и разденьте, — скомандовала она. Прозвучало немного двусмысленно, и я невольно нервно хихикнула, за что получила от дамы-распорядительницы гневный взгляд.
— Жена Дракона должна быть сдержанной и благовоспитанной! — тут же выдала она очередное нравоучение.
Меня вели под руки по коридорам замка две девушки, а неизменные лакеи несли мою фату. Так что и это выглядело, как довольно торжественное шествие.
В моей комнате меня ждали еще трое служанок.
Впятером они быстро управились со свадебным нарядом. Корсет, наконец, был расшнурован и снят, если бы можно было, то я бы его сожгла, потому что орудие пытки должно быть уничтожено. Фата тоже исчезла в большой коробке, а диадема легла на бархатную подушечку.
У диадемы оказался особый статус. Её вместе с подушечкой положили на тумбу, которая стояла у стены на самом видном месте. Видимо, она была чем-то вроде короны. Но об этом мне никто не сказал.
Как только с меня сняли корсет, я, наконец, с удовольствием вдохнула полной грудью и это было настоящим счастьем.
А когда на мне оказалось только просторное легкое платье, я, наконец, почувствовала себя свободной.
Служанки оставили свадебное платье на стуле, хотя я думала, что оно должно висеть в шкафу: может это тоже был какой-то ритуал. Я не поняла, а спрашивать не хотелось. Хотелось только, чтобы они, наконец, ушли и я могла спокойно осмотреться.
И вот девушки, закрыли за собой дверь, и я осталась в своей комнате одна.
Я огляделась. Комната, к моему удивлению, была обставлена довольно аскетично. Разве жене Дракона не положено иметь красивую и дорогую мебель?
Я огляделась. Комната, к моему немалому удивлению, была обставлена довольно аскетично. Разве жене Дракона не полагается иметь красивую и дорогую мебель?
На деле же, комнату «украшал» лишь массивный коричневый шкаф у стены, словно грубо слепленный впопыхах. В центре стояла тяжелая большая кровать, накрытая плотным темно-бордовым покрывалом, на вид атласным, но каким-то слишком уж старинным, если не сказать «древним». Рядом с ней, словно побитая собачонка приютился самый обыкновенный маленький кофейный столик, в тех же мрачно-коричневых оттенках, что и кровать, а в темном углу, словно поджидая свою очередную жертву, жило своей жизнью темно-бордовое кресло, впрочем стоящий уже рядом с ним небольшой, но полированный столик, можно было назвать даже красивым на фоне остальных вещей, если бы не его странные кривые ножки.
На стене почти у самых дверей висело большое зеркало в серебряной почерневшей оправе.
На полу лежал бело-серый пушистый ковер. Пожалуй, он и был той единственной вещью в комнате, которую еще как-то с натяжкой можно было бы назвать «роскошью».
По моим ощущениям, чтобы придать комнате совсем уж мрачный вид, надо было её лишь её еще и окна, чтобы меня окружали глухие стены.
Но окно, к счастью, было. Я тут подошла к нему, но оно, к моему сожалению, выходило не в сад, как я рассчитывала, а во двор замка. Ну, и ладно. Красоту цветов я не увижу, но хотя бы буду в курсе, кто приезжает и уезжает, что тоже неплохо.
Я помечтала о том, что поставлю трюмо, у которого смогу приводить себя в порядок и голубой пуфик, чтобы радовал глаз.
Я немного полежала на кровати, отдыхая от сегодняшнего дня. Ребра все еще немного ныли от тугого корсета. Потом постояла у окна, разглядывая двор.
Там слуги встречали всё новых гостей. Мелькали дорогие кареты, роскошные платья и бархатные камзолы, а иногда экзотические повозки. Последние я разглядывала с особым любопытством, потому что за пределы королевства никогда не выезжала.
Стало темнеть и поток карет начал стихать, да и мне стало плохо видно. И я уже хотела было отойти от окна, как увидела отца, который быстрым шагом вышел из дверей замка.
«Может решил прогуляться?» — подумала я. Но, к моему удивлению, ему вывели коня.
Глава 14
Отец сел на коня, и подняв вверх глаза с тоской посмотрел на замок. Мне даже показалось, что он искал глазами мое окно.
Он пришпорил лошадь и торопливо выехал за ворота.
Я удивилась. Как же так? Он даже не попрощался со мной, словно сбегал. Не остался на второй день свадьбы, не пожелал мне чего-нибудь хорошего. Мне было очень обидно: моя семья кинула меня в такой значимый для меня момент.
Мне показалось, что от этого даже в комнате похолодало, настолько мне стало одиноко и неуютно в чужом замке.
Я подошла к шкафу и нашла теплую накидку. Все же я с севера, а там бывает довольно холодно, так что я привезла с собой много теплых вещей. Заодно я посмотрела, как развесили мои платья. Все было идеально, так что ничего интересного. И я просто закрыла шкаф.
Я немного посидела на кровати в накидке, пока не согрелась. Больше мне заняться было абсолютно нечем. Время шло очень медленно, поэтому я отправилась к Ролдэну не в двенадцать, как мне велели, а в одиннадцать. И это решение разрушило всё мое счастье, все мои ожидания.