говорить о своих делах прямо, поблагодарил за компанию и сбежал.
***
А в самом деле - чья это работа?
Сделано отлично, очень грамотно сделано.
Слово крепко и лепко...
Имя прилеплено в пубертатный период, у девочки остались девочкины мозги.
Раньше, раньше...
А раньше - разве можно?
Но за что?
Мало ли за что. Может, ее имя просто кому-то понадобилось.
А ведь и правда! Имя-то редкое!
Но - кто?
Тихо! Тихо!
А-а, ты думаешь?..
Тихо.
Я выхожу из канала.
Боишься?
Да.
Коллеги, это очень злая шутка.
Я тоже выхожу из канала.
Спокойной ночи.
Думаешь - он?
Это не наше дело.
***
Семенов на звонки не отвечал.
Я подумал, что проворонил его, минут пять колотился в дверь - в надежде, что он либо в сортире, либо свалился в кресло и задремал. Но его где-то носила нелегкая, а торчать на лестнице до утра я не желал.
По дороге домой я думал про Ноги - как будто мне Семенова было мало...
Я думал: бедная дурища, тот редкий случай, когда требовался богатый дядька, которому начхать на ее куриные мозги, были бы ножки, и вот она ему попалась, но куриные мозги все же подвели. И теперь она еще несколько лет будет околачиваться по ночным клубам, тратить деньги на билеты, и в конце концов пойдет по рукам. Ей будут свистеть вслед и кричать: "Эй, Ноги!" И она побежит на свист. Тьфу!
Дома я понял, что коньяк меня не взбодрил и не усыпил. Требовалось снотворное. А в таких случаях очень помогает ленивый серфинг по инету. Там столько унылой ахинеи, что того и гляди - заснешь рожей в клавиатуру.
Семенов нашелся, когда я уже, зевая, выискивал в фейсбуке Ингу Кальман.
- Миш, я тут, кажется, влип... - жалобно сказал он.
- Ты где?
- Не знаю...
- А как ты туда попал?
- Не знаю... Я, наверно, сошел с ума.
- По тебе давно Афанасьевские Горки плачут.
- Миш, она тут ходит рядом, то есть пасется...
- Лошадь?
- Ну да! Она меня сюда завезла, я еле с нее слез, ноги - как не мои.
- Так ты все это время ехал на лошади?
- Да.
- И тебе совсем не было интересно, куда она тебя везет?
- Я ж говорю - у меня в голове было помутнение! Теперь вот прошло - и что делать?
- Садись на эту чертову лошадь и поезжай обратно.
- Не могу!
- Почему?
- Я ее боюсь.
Семенов больше не был Сулейманом.
Но я был Владиславом! И отказываться от себя - не желал.
- Так, Семенов. Ехал ты, как тот челн по воле волн. Может, вспомнишь, что ты видел по дороге?
- Автозаправку. Автобусную остановку. Еще остановку. Понимаешь, я об этом совершенно не думал!
- А сейчас что видишь?
- Дерево. За ним - дорога. Такая, не асфальтированная. Еще вижу поле.
- Что за поле?
- А фиг его знает. Кусты какие-то рядами торчат.
- Картофельное, что ли?
Я чуть было не заставил этого безнадежного горожанина руками выкопать куст и посмотреть, что там под ним хорошего. Но картофельных полей в окрестностях хватает. Других ориентиров он не увидел. С какой стороны к этому полю подъехал - уже не понимает...
Ночевать под кустом картошки не желает!
- Стоп! У тебя есть мобильный интернет?
Я на секунду поверил, что у Семенова в смартфоне есть карта нашей местности, и он может определить точку, в которой находится, хотя бы приблизительно. Но он сэкономил и взял тариф без мобильного интернета. Тут-то я и понял, что дело плохо.
- Выходи на дорогу и иди в любую сторону! Иди, пока ноги несут! - приказал я. В конце концов, у нас не сибирская тайга, если есть дорога - она куда-то ведет.
- А с лошадью что делать?
- Оставь ее в покое! Пусть пасется. А смартфон переведи в "режим полета", чтобы зря батарею не расходовать.
Отправив Семенова в пешее путешествие, я снова стал искать Ингу Кальман. Откуда взялась фамилия - понятно, каким-то образом имя связано с мелодией из оперетты Кальмана, но вот с которой?
И вот она появилась, только латинскими буквами - Inga Calman. Теперь нужно было написать ей послание. А что писать? "Твой бывший, козел редкостный, приглашает тебя на свидание"?
Наконец я сформулировал: "Инга, надо встретиться. Твой бывший Михаил". И пусть понимает, как хочет: то ли "твой бывший", то ли "бывший Михаил". И прибавил свой телефонный номер.
Потом я, поскольку спать перехотелось, пошел на кухню готовить ужин. Есть такое блюдо - "крестьянский завтрак", вот его я и сварганил. Самое что ни есть мужское блюдо. Теперь в "Корзинке" можно купить вареную картошку, сало и яйца в холодильнике всегда живут, остальное - в зависимости от того, что не представляет самостоятельной ценности. Осталась одинокая сосиска, осталась горбушка колбасы, жареная куриная нога почему-то осталась в самой глубине - туда их, порубить и на сковородку! Жареный лук тоже будет кстати. Предвкушая блаженство, я напевал явно кальмановскую мелодию. Хотя на самом деле мне больше по душе Оффенбах.
И она позвонила! Невзирая на поздний час!
Я ей объяснил: это не телефонный разговор, приглашаю в кафе. Она немного поупрямилась и согласилась.
Я отпраздновал победу, сожрав целую сковородку "крестьянского завтрака". Потом вспомнил про Семенова. Друг все-таки - нужно хоть морально поддержать. Позвонил ему - а он действительно переключился в "режим полета", и где его искать - неизвестно.
- Сулейман, Сулейман, улыбнитесь... - пропел я. На сей раз новое семеновское имя вписалось в музыку Дунаевского. Ответа не получил. Какой-то вражина словно разрезал ниточку, соединявшую Семенова с именем. А ведь оно явно вытащило из корней семеновского генеалогического древа узкоглазого предка в кольчуге поверх полосатого халата и в чалме, намотанной на островерхий шлем.
Не попробовать ли еще раз? С Дунаевским?
- Николай, Николай, улыбнитесь...
Нет, не то.
- Леонид, Леонид, улыбнитесь...
Чушь какая-то.
И тут словно бы кто у меня в голове пропел басом: "Христофор, Христофор, улыбнитесь!"
Я обалдел и, как тогда, стала задавать мирозданию вопросы: что за Христофор, почему вдруг Христофор, откуда он вообще взялся? При этом я понимал, что имя - прямое попадание.
Христофор Семенов? В этом что-то есть!
- Христофор, Христофор, улыбнитесь, ведь улыбка - это флаг корабля, - напевал я. Одновременно я стелил постель и пытался
