ни на чем не останавливался, ни с кем по настоящему не сошелся, как странник блуждал он по мегаполису.
Потом к нему пришел Сати. Ниоткуда. Он приходил в разных обличьях: то это был коллега по работе, то наставник кун-фу, то какой-нибудь забулдыга, от которого невозможно отвязаться. Как выяснилось позже, многие девчонки-профсоюзницы, к которым Фомина «необъяснимо» тянуло после обильных возлияний были, как правило, из специально обученного контингента собирателей информации в одноименном департаменте Ави. Эта необъяснимость перестала быть загадкой только вместе с Сати. Оказывается, это был какой-то специфический диагностирующий процесс.
— Какой? — удивлялся Фомин.
— Ты сбрасывал информацию.
— Какую информацию? — снова недоумевал он.
— Свежую, — успокаивал его Сати…
Потом Сати начал учить его переходу. Чтобы учиться в Школе Ассоциации, ученик должен был сам переместиться туда. Правда, Фомин не знал тогда ни о какой Школе, ни тем более об Ассоциации. Он тренировался, как ему казалось, из собственного любопытства и тщеславия.
«Физически! — смеялся Сати над попытками Фомина уяснить себе переход. — Фома ты неверующий!..» И демонстрировал переходы в самых жутких для Фомина вариантах: по частям, когда исчезали то голова, то тело, или, например, в поэтапном исчезновении кожи, жировых прослоек, мускульной массы и так далее, до скелета и, наконец, туманного свечения того, что было телом. «Ну и где тут твоя физика? — спрашивал Сати у зеленого от дурноты Фомина и, не дожидаясь ответа, сам же и отвечал обескураживающе. — Везде, мой милый, на самом деле везде!..»
При перемещении в Ассоциацию Сати даже не предупредил Фомина, что тот больше никогда не вернется на свою Спираль, в Москву, к родителям, не счел нужным. Фомин ни с кем не попрощался, никого не предупредил, не успел написать родным, как в воду канул. Сати был большой шутник. «Там у тебя такие похороны! — сладко жмурил он глаза на вопрос Фомина, что же с ним стало на Земле. — Ты, кажется, Родину спас».
В другой раз он говорил, что Фома просто исчез, оставил мир самым достойным, незаметным, образом. От Сати ничего нельзя было добиться, причем он даже не старался придать достоверность своим ответам. Впоследствии (Фомин не прекращал попыток выяснить, так как неожиданно горько затосковал по Земле, своим близким) он слышал все новые версии того, как покинул Спираль. Сати словно издевался над ним, рассказывая в очередной раз как Фомин «погибал в самолете, всячески помогая всем до последнего, такой геройский конец!..»
— Тебе, собственно, деваться было некуда, только геройствовать и пытаться спасти самолет, — смеялся Сати. — Он ведь только из-за тебя терпел катастрофу. Хотя нет! Мы тебя уже в падающий засунули. Тебя приняли за ангела, ты был бледен и красив, — вот как сейчас!..
Фомин был вне себя…
— Все бросились к тебе, ты бросился утешать, в общем, засланец небес! Кажется даже, ты на самом деле хотел остановить катастрофу. Было забавно!
— Люди же погибли! — не понимал Фомин.
— Да, и самолет тоже, — сокрушенно соглашался Сати.
Фомин почему-то никак не мог вспомнить, что же произошло с ним на Земле в момент перехода и то, как он согласился на переход…
Школа была таким же грандиозным зданием, как и Дворец Синклита, как же — Альма-матер! Там их собирали несколько раз в год (Фомин все мерил земными мерками поначалу), в основном обучение было индивидуальным, но некоторые курсы они проходили большими группами. Количество его соучеников все время колебалось. То ли они переходили на следующую ступень, то ли на специализацию, то ли вообще изгонялись, — ничего не объяснялось, да они и не спрашивали, памятуя «Завет ученику»: молчать, молчать и еще раз молчать.
Время от времени обучение прерывалось турнирами, своего рода экзаменами. Турниры были разные, а условия совершенно непредсказуемые. Впрочем, одно условие всегда оставалось неизменным: надо было победить. Так провозглашалось. Набравший лимит поражений мог быть дисквалифицирован. Что это такое, тоже никто не говорил.
На одном из таких конкурсов-ристалищ Фомин впервые увидел Доктора. Бледный юноша с трудно произносимым именем участвовал в играх с каким-то странным, отсутствующим видом, но при этом был неуязвим. Говорили, что он отпрыск королевского рода Оборотней с окраин Ассоциации. Так это или не так, но сражаться с ним было действительно очень трудно: при всей непредсказуемости Фомина тот демонстрировал чудеса неуязвимости, словно действительно был оборотнем. Победительный Фома не мог набрать на нем зачетных очков. Поединок закончился ничем, по времени, но тогда и позже Фомину казалось, что не проиграл он только потому, что его соперник отрабатывал школу защиты и не собирался нападать на него.
Они не раз еще встречались, но он ничего не мог поделать с безупречной защитой Доктора, и у того, после ряда таких турниров, появилось прозвище «Мистер Безупречность». Казалось, ничто не могло вывести этого юношу из себя. «Это машина», — успокаивал себя Фома, всегда участвующий в любого рода состязаниях с упоением. Ему не раз выговаривалось, что он слишком далеко заходит во всем, но он не мог без этого. Страсть идти до конца выглядела в глазах его наставников опасной страстью. Самая безумная затея, самое рискованное предприятие вызывали в нем лишь азарт и неуемное желание попробовать.
Бывало, он проигрывал на этих турнирах только потому, что шел на поводу какой-нибудь безумной идеи во время отработки стандартной ситуации. Противник же, если не терялся от неожиданности его курбетов и не паниковал, мог спокойно воспользоваться представившимся шансом — Фома был непредсказуем, но безрассуден и бывало «открывался». А вот Доктор этого не делал. Он шел вслед за всеми безумствами Фомы и отвечал на них по законам безумства, не стремясь закончить поединок победой. Это была необычайно зрелищная игра.
Единоборства между ними представляли собой смесь головокружительных комбинаций всего арсенала Школы и трюков на грани возможного, а порой и за гранью. На их поединки съезжались со всех провинций Ассоциации, чего не предполагал простой школьный экзамен, а сами они — сблизились, может быть, благодаря своей непохожести, словно дети вдоха и выдоха. Они часто вместе проводили время и даже хулиганили, если можно так сказать про Доктора. Из-за них, кстати, в Ассоциации появился тотализатор. Их развели. Формальная причина — тотализатор
