пасть и всё то немногое, что Зиру могла ещё воспринимать, померкло. А потом её сдавило со всех сторон, перекрутило и вместе с тем стало раздирать; тысячи острых твердокаменных зубов вонзились в живое мясо, проникли внутрь и сомкнулись на органах, костях, стали рвать их и крутить, обливая раскалённым ядом. Ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни закричать Зиру не могла, агония схватила саму её душу и подтолкнула к безумию…
— Держись, — призвал бесплотный шёпот, прорвавшийся сквозь многоголосый вой, заполнявший её сознание, — не сосредотачивайся на мучениях, иначе Тьма поглотит тебя без остатка. Отвлекись, у тебя сильная воля, ты перенесёшь всё. Вот, смотри…
Холодные пальцы Эгидиуса коснулись её лица и в кромешной удушающей тьме проступило пятно. Отрывая сознание от бесконечных мук, Зиру сосредоточилась на тусклой картине мира, увидела гороподобные пирамиды и мысленно потянулась к ним. Песок пополз навстречу… нет, это она ползла по песку к пирамидам, огибала ту, что носила имя Дешрета и стремилась к самой большой, — смертному ложу Зенреба. Путь был бесконечно долог, потому что Зиру превратилась в маленькую чёрную змейку немногим крупнее дождевого червя; она сливалась с песком, то и дело ныряя в него и выныривая. Бесконечно долго она добиралась до обширного плато из тёсаных каменных плит, которое держало на себе весь некрополь и уходило под пески.
Меж четырёх пирамид простиралась площадь величиной с город, ровная и пустая, за исключением гигантского каменного шакала, лежавшего близ центра. Перед ним и под его горящим взглядом неживые слуги некромантов разбирали тела и тащили их с площади к подножью Пирамиды Дешрета. Вход в Пирамиду Зенреба предварял длинный путь мимо прямоугольными тумбами, на которых также восседали каменные шакалы, — малые копии гиганта с площади.
— Не думай о них, не смотри на них, они чувствуют жизнь, они чувствуют взгляд, они стерегут покой бога, нас нет, никого нет, не думай о них, не бойся их, забудь, что они существуют, их нет… — шептал Эгидиус.
Безумно медленно, чтобы не привлекать ничьего внимания, преодолевая бесконечную боль, Зиру ползла, огибая бесчисленные тумбы, покрытые иероглифами. Огромный портал, ведший внутрь пирамиды, украшенный орнаментом человеческих костей, приближался. Её муки длились уже многие месяцы как будто, и вся сила воли уходила на то, чтобы ползти, смотреть вперёд, ползти ещё дальше. Родившись без рук и ног, Зиру самой судьбой была предназначена для пресмыкательства, и сейчас ей уже казалось, что ничего иного никогда не было, — она ползала в мире пирамид со дня рождения и будет ползать так до самого конца, пока боль не прервёт это жалкое существование…
У портала замерли две статуи, два тощих великана из чёрного мрамора, облачённых в золотые доспехи. Они держали перед собой громадные башенные щиты, опирались на копья чёрного стекла, имели за спинами большие луки, а на ярких поясах — мечи, похожие на топоры. Вместо лиц у великанов были шакальи маски. Зиру очень медленно проползла рядом со стопой одного, осторожно обогнула пятку, чтобы не коснуться ни единой чешуйкой, и заползла в портал.
Внутри великой гробницы были длинные галереи, перемежавшиеся квадратными и прямоугольными залами. Колонны, исписанные светящимися иероглифами, уходили в тёмную высь. Громадные помещения были пусты, но стены покрывали прекрасные фрески из серебра, обсидиана, алебастра, золота и самоцветов. По напольным плитам передвигались только чёрные гиганты с шакальими головами, грозные, ужасающие, совершенно неживые. В некоторых залах находились большие квадратные бассейны, на поверхности воды зеленели листья гигантских кувшинок, а на бортиках, где плитку покрывал тростниковый узор, замерли ибисы. Не сразу удавалось понять, что кувшинки были нефритовыми, ибисы — яшмовыми, а вода — стерильной. Никакая жизнь не обитала в гробнице Зенреба, даже незримая.
Между залами и анфиладами находились всё новые массивные порталы, которые, один за другим приходилось преодолевать. Не прекращая агонизировать, Зиру ползла, прячась от стражей за колоннами, обползая помещения по краю, то и дело замирая, что было мучительнее всего, потому что тогда боль захватывала всё её естество. Если бы не касания Эгидиуса, его поддержка, вера в неё, сущность Зиру была бы разорвана в клочья. Но он всё время был рядом, проходил через это вместе с ней.
— Совсем немного, прекраснейшая, остался последний, сорок четвёртый.
Она хотела спросить, куда они движутся, что у них за цель, ведь за прошедшие эпохи госпожа убийц уже не помнила, кто она и зачем явилась в это проклятое место, почему ей так больно.
Зал за последним порталом был квадратным и находился на самой центральной оси пирамиды, прямо под грандиозной серебряной вершиной, накопившей за века колоссальный зарядю. По стенам зала в иероглифах и фресках струилась история Зенреба Алого, сначала просто великого мага с горячей кровью и живым сердцем, потом — ещё не бога, но уже не смертного. Великий волшебник своего времени, первый, кто ощутил тягу к силе не живого и разработал сложный метод выделения гурханы из смертельных эманаций. Даже Джассар Ансафарус не делал ничего подобного, а Зенреб додумался и смог.
В тот заветный день и час, когда подтвердилось исчезновение Джассара вместе с сотней виднейших светил Искусства, когда оставшиеся архимагистры не смогли отыскать их следов ни на одном плане бытия Валемара, они собрались в Абсалодриуме Закатном и стали держать совет. Самые сильные маги и магессы со всего мира были смятены тем, что ни один из них больше не мог прикоснуться к бесконечным энергетическим ресурсам Астрала, будто поставлена была неразрушимая прозрачная стена. Также они отказывались понимать нового положения, которое появилось в ткани реальности и запрещало отныне волшебникам осуществлять власть над живыми и разумными, ограничиваясь существами магическими. Да когда же такое было, чтобы одарённые великим Искусством, вынуждены были служить немогущим? Величайшие маги мира задались вопросом будущего. Что определится для пребывающего в благоденствии Валемара, такого огромного, богатого, красивого мира, в котором волшебство решило все проблемы кроме, разве что, самой смерти? Окажись среди них один безусловно превосходящий по могуществу лидер, остальные подчинились бы. Маги любят иерархию и, несмотря на то, что могущество часто туманит их умы, имеют чувство ранга. Но на беду фаворитов было два. Три, вернее! Однако же Таримар Годалунг по прозвищу Кракен отказался от любых притязаний на власть, пока не вернётся Маг Магов. В том он и поклялся на имени самого Джассара, и все увидели, что клятва была принята во внимание самой магической силой, — что с исчезновением Абсалона правила работы мирового механизма не изменились.
На редкость не жадный до власти Кракен мог поддержать одного из оставшихся претендентов, раз не хотел первенства сам, и всё закончилось бы в Абсалодриуме, быстро и с наименьшими потерями. Зенреба тогда поддерживал прежде всего младший брат Карохаш, верный и надёжный, пусть и не вполне здоровый. За Огремоном Серебряным, этим напыщенным высокомерным болваном стояли Аглая Семицветная и Кветцар Палица. Примкни к ним Кракен, остальные маги последовали бы его примеру и Зенреб оставил бы притязания. Он всегда был очень прагматичен и не уважал авантюризма, хоть и трепетно хранил собственную гордость; примкни Кракен к Зенребу, уже Огремону пришлось бы укоротить себе бороду и согнуть выю. Но проклятый дурак просто покинул город и запретил беспокоить себя до возвращения Джассара Ансафаруса. Тогда ещё многие были уверены, что Маг Магов мог появиться в любой миг, что он отлучился из Валемара по срочным и важным делам, забрав сотню величайших архимагистров с собой.
Дебаты продолжились, превратились в озлобленный спор, началась свара, а потом и схватка. Истинно, не будь Абсалодриум выстроен великим Джассаром Ансафарусом, в тот день он был бы разрушен до основания. Несколько сильных волшебников погибло, многие были ранены, даже без доступа в Астрал они обладали колоссальным могуществом. Эндондэ Обсидиан впал в приступ дурной крови и атаковал всё живое, чтобы остановить его Дельфия Полынь едва не выгорела, архимагистр шёл на архимагистра, круговорот насилия втягивал даже тех, кто изначально желал придерживаться нейтралитета, имматериум кипел и взрывался.
Сторонников Зенреба на западе
