выкрики были слышны на всю улицу.
Самые старшие женщины завели Мишель в спальню и, хихикая и подтрунивая, не расходились, пока она не разделась догола, чтобы, согласно брачной традиции, подтвердить в присутствии представителей обеих семей, что у нее нет никаких изъянов на теле.
Вскоре, в соседней комнате Хлодвига раздели его друзья. С весёлым подшучиванием они втолкнули его в комнату с невестой. В кои-то веки, им традицией было дозволено насмехаться над самим ашварси! Как упустить такую оказию?!
После чего, все, провожавшие молодых, гости остались стоять в широком коридоре под дверью в спальню, чтобы услышать крик новобрачной, который скажет им о том, что дело сделано.
Император, кстати, также выразил было желание лично проследить за консуммацией, чтобы быть уверенным в том, что брак состоялся. Однако, Хлодвиг, который и так был не в восторге от необходимости участвовать во всех этих нелепых свадебных торжествах, решительно воспротивился.
Он дал Его императорскому Величеству слово, что сделает этой ночью всё необходимое. Присутствие ставленника богов уже было слишком для ашварси. Ведь императору не пристало ожидать со всеми остальными гостями под дверью! Он находился бы в спальне, в удобном кресле, а молодая пара возлежала бы на кровати, отгороженная от его Величества лишь тонким пологом. Когда император выразил своё желание быть в числе сопровождающих жениха, Хлодвиг весь потемнел лицом от такой перспективы, и Величество уступил: отказался от своего личного присутствия, удовлетворившись обещанием ашварси.
Через некоторое время, размахивая факелами и фонариками, шумные и пьяные гости возвращались обратно, во дворец, высоко неся, растянутую на длинных шестах простыню со следами крови, доказывающую невинность невесты и факт консуммации.
Хлодвиг, сделав дело, встал, молча, одним мощным рывком выдернул из-под жены простынь и, сделав несколько широких шагов к двери, чуть приоткрыл её и вышвырнул доказательство состоявшегося брака в коридор, прямо на головы ожидающих.
Грохот захлопнувшейся двери оборвал поток шумных выкриков и поздравлений.
Мишель, широко распахнутыми глазами, полными страха и непролитых слёз, следила за каждым движением мужа. В неровном мерцающем свете свечей его тело было идеально: широкие плечи, узкий таз, крепкие мышцы красиво перекатывались под бронзовой кожей. Однако, сейчас эта мужская мощь не вызывала в душе девушки прежнего восторга, а по-настоящему пугала. Она сама себе показалась такой маленькой и слабой рядом с ним.
Когда Хлодвиг развернулся и снова пошёл к кровати, Мишель шустро отползла на самый краешек, подальше от него, и затаилась, подогнув к животу колени. Он, бросив равнодушный взгляд на юную жену, сухо приказал ей: «Спи!». Потом сам спокойно улёгся и сразу крепко уснул, с приятным чувством выполненного долга.
Мишель же спать не могла. Свернувшись калачиком, она осторожно натянула себе на голову одеяло и тихо хлюпала носом, стараясь не разбудить чудовище, в которое вдруг превратился её прекрасный возлюбленный на их супружеской постели.
С какими горячими нетерпеливыми, неясными ей по неведению, желаниями она, обнажённая, ждала его, чутко прислушиваясь к шуму за плотно опущенным балдахином!
Мать предупреждала её, что в первый раз будет больно, но, чтобы настолько, принцесса никак не ожидала.
Ашварси навалился на неё всей своей тяжестью, как дикий кабанище, так, что чуть не раздавил её в лепёшку. Потом причинил жуткую боль между ног, и, в конце этого ужаса, ещё и испачкал чем-то противным, мокрым и липким живот. Теперь, кроме саднящей боли внизу живота, ей ещё и неприятно было лежать, но и поднимать шум, пытаясь помыться, Мишель не решилась.
«Не думаю, что мне понравится постельная сторона семейной жизни», — вытирала ладошкой утихающие слёзки Мишель. — «Надеюсь, Хлодвиг будет делать это не слишком часто».
Потом её мысли перескочили на предстоящее посещение дворца вместе с мужем в качестве жены ашварси. Она начала перебирать в уме наряды и драгоценности, решая, что надеть. Вспомнила, поголовно завидующих ей, сестёр, подруг и знакомых девиц, сестру Хилберта Генриетту — завтра все они будут во дворце, на утреннем приёме для молодых, устраиваемом родителями новоиспеченной жены. Мишель довольно улыбнулась. Завтра будет хороший день!
Глава 10
Вторую неделю все в лагере ждали прибытия самого ашварси и аштуга их будущего отряда, и это было изматывающе.
Молодой туг, который удачно выслужился в последней военной кампании на рядовой позиции, и получил назначение и свою первую сотню на пару лет раньше, чем его сверстники, очень старался, чтобы всё было идеально. Поэтому, в дни ожидания высокого командования, когда он шёл по лагерю, придирчиво оглядываясь вокруг, от него, по возможности, шарахались в любое укрытие не только призванные, но и старшие воины.
Филиппа уже люто ненавидела этих главнокомандующего армией и первого аштуга! Ну где их ветер носит?! Сколько можно каждый вечер, чувствуя нечеловеческую усталость, стирать одежду и чистить обувь себе и Тилю с Бартом, поскольку дружба дружбой, а, по мнению обоих друзей, именно Пузан должен ещё немного поработать перед сном.
Девушка отставила начищенные сапоги Тиля, взяла обувку Барта и тяжко вздохнула: «сильный слабого всё равно нет-да-нет, а использует». На глаза навернулись слёзы и двумя ручейками скатились по щекам, оставляя след на немытой коже. Как же она устала!
Последние две недели всех призванных, кроме ежедневных тяжёлых тренировок, постоянно нагружали различными работами. Целую неделю Филиппа и вся её десятка, после ужина, до полуночи, не разгибая спин, полировала металлические части оружия наставников и других старших воинов. Они старательно чистили его, предварительно под руководством наставника разобрав на части: само оружие и чехол, в котором оно хранится. Кожаные детали оружия, обмундирования, рукоятей и ножен натирались ланолиновым маслом. Парни очищали лезвия от загрязнений, а после этого на него наносили тонкий слой специального масла хлопковой тряпицей. Филиппа, высунув кончик языка, с усердием удаляла грязь с ножен и рукояти, в мечтах представляя, что она в это время сидит дома и приводит в порядок серебряную посуду, которую мать с тёткой никогда не разрешали использовать и доставали только, чтобы почистить.
Девушка закончила с обувью для всей их троицы и со скрипом выпрямилась, чтобы идти, наконец, спать в свою палатку.
Ночное небо было густо усыпано звёздной пылью. Луна была такой полной и яркой, что видно было, как днём. Недалеко от бочек с водой, сидя за деревянным, грубо сколоченным столом, наставник их сборной десятки лично протирал клинок туга, осторожно посыпая его мелким порошком и следом проводя по нему какой-то жирной тряпочкой в масле. Рукоять клинка была украшена драгоценным камнем и, кое-где, позолотой, которые наставник, полюбовавшись мгновение, нежно протёр чистой мягкой тканью.
— Ты всю нашу одежду и обувь привёл в порядок? — услышала
