с многочисленными препятствиями из-за протяженности страны, удаленности ее от метрополии и новизны тех проблем, с которыми пришлось столкнуться колонизаторам. С течением времени — или, лучше сказать, на протяжении столетий — государство увеличивало свое присутствие, будучи в большей степени представленным в тех регионах, которые являлись основой экспортной экономики. До середины XVII в. действия центральной колониальной администрации имели эффект лишь в столице генерал-губернаторства и в окрестных капитанствах. В других регионах преобладали религиозные ордена (особенно иезуиты, считавшиеся «государством в государстве») или же крупные землевладельцы и охотники на индейцев.
С открытием в начале XVIII в. золота и алмазов государство увеличило свой контроль с целью упорядочить быстро растущее общество и обеспечить сбор налогов с новых богатств. Но даже тогда лишь Дистриту Диамантину[26] (округ, учрежденный в Минас-Жерайсе) соответствовал образу государства, господствующего над обществом и карающего всех, кто сопротивляется его всевластию.
Это не означает, что невозможно сформулировать в основных чертах такую схему взаимодействия общества и государства в колониальной Бразилии, в которой учитывались бы все региональные и конкретно-исторические различия. В первую очередь, если речь идет о высших уровнях государственной политики, практически всегда возможно различить действия государства и интересы господствующего класса. Корона и ее представители в Бразилии играли роль общего распорядителя жизни в колонии, что не всегда отвечало этим интересам. Например, меры по ограничению обращения в рабство индейцев или попытки обеспечить запасы продовольственных продуктов путем устройства обязательных плантаций на фазендах встречались охотниками за индейцами и землевладельцами с таким недовольством, которое доходило до бунтов.
Но государство и общество не были двумя чуждыми мирами. Напротив, между ними существовало обоюдное движение навстречу друг другу, выразившееся в неразличении публичной и частной сферы. Если, с одной стороны, государство проникнуто интересами частных лиц, то с другой стороны, его действия не имеют четких пределов, которые накладываются соблюдением индивидуальных прав гражданина. Черты патримониального португальского государства, где, в конечном счете, все является собственностью монарха, совместились с чертами колониального общества, в котором действие от лица своего класса, рассматриваемое как коллективное представительство социального слоя, уступает место семейной солидарности.
Семья или союз нескольких семей из господствующего класса выступают как сети, образуемые не только кровными родственниками, но и патронами и клиентами, протеже и друзьями. Для короны же государство является собственностью короля, и управители должны избираться из числа лиц, верных королю. В свою очередь, господствующие классы стремятся получить доступ к государственной машине или получить милости от губернаторов в пользу собственного клана.
Различными путями из всего этого образуется правящий класс, который руководствуется не принципом «обезличенности» управления и уважения к закону, а соображениями лояльности. Известная поговорка «для друзей — все, для врагов — закон» наилучшим образом характеризует вышеописанное положение дел как в теории, так и на практике.
1.5. Экономическая деятельность
Для экономического развития колониальной Бразилии были характерны значительные региональные различия.
На побережье первым центром колонизации и городского развития был Северо-Восток. Нынешнее положение этого региона — не фатальная предопределенность, а результат длительного исторического процесса[27]. До середины ХVIII в. именно на Северо-Востоке были в основном сосредоточены экономическое развитие и общественная жизнь всей колонии. В ту эпоху Юг[28] представлял собой периферию, в меньшей степени охваченную урбанизацией, без прямых связей с экспортной экономикой. Салвадор был столицей Бразилии до 1763 г. и долгое время являлся ее единственным крупным городом. Хотя для периода до середины XVIII в. нет точных данных о численности населения, согласно подсчетам, в 1585 г. там проживало 14 тыс. человек, в 1724 г. — 25 тыс. человек, в 1750 г. — около 40 тыс. человек, половину из которых составляли рабы. Эти цифры могут выглядеть скромными, но в сравнении с показателями в других регионах они оказываются весьма значимыми: так, в 1600 г. в Сан-Паулу насчитывалось меньше 2 тыс. жителей.
Стержнем социально-экономического развития было выращивание сахарного тростника и производство сахара. Оно имеет долгую историю, связанную как с географическими особенностями, так и со способами употребления конечного продукта. В XV в. сахар еще был разновидностью специй; его употребляли как лекарство или как экзотическую приправу. В XVI в. поваренные книги свидетельствуют, что у европейской аристократии сахар начинает пользоваться успехом. В дальнейшем он перейдет из разряда предметов роскоши в категорию предметов широкого потребления.
Производство сахара укоренилось в Бразилии в 1530 — 1540-х гг. В свою экспедицию 1532 г. Мартим Афонсу взял знатока производства сахара, не уступавшего португальцам, итальянцам и фламандцам на Мадейре. Во всех капитанствах, от Сан-Висенти на юго-востоке до Пернамбуку на северо-востоке, высаживали сахарный тростник и устраивали сахарные заводы-энженью. Одной из основных целей учреждения генерал-губернаторства в Бразилии было поощрение производства сахара во временно заброшенном капитанстве Баия. В королевских инструкциях, которые привез Томе де Соуза, упоминались меры, направленные на поощрение выращивания и переработки сахарного тростника; среди прочих стимулирующих инициатив было освобождение от податей на определенный срок. Кроме того, генерал-губернатор, выполняя королевское распоряжение, устроил энженью для короны в Пиража, в окрестностях Салвадора.
В капитанстве Сан-Висенти Мартим Афонсу вошел в долю с несколькими португальцами и иностранцами и устроил энженью, который, вероятно, был самым крупным на юге Бразилии. Этот энженью получил название Сан-Жоржи-душ-Эразмуш, по имени немца Эразма Шетца, который выкупил его у первых пайщиков. В регионе Рио-де-Жанейро также возделывался сахарный тростник, особенно в районе Кампуш, однако до середины XVIII в. из него получали главным образом кашасу[29], а не сахар. Кашаса же использовалась как основная «валюта» при покупке невольников в Анголе.
Крупными центрами производства сахара в Бразилии являлись Пернамбуку и Баия на Северо-Востоке. Это было связано с климатическими, географическими, политическими и экономическими факторами. Оба капитанства, расположенные на побережье, могли похвастаться как плодородными почвами, так и подходящим режимом выпадения осадков. Они находились ближе всего к европейским центрам ввоза сахара и могли сравнительно легко регулировать поставки продукции по мере того, как их столицы — Салвадор и Ресифе — становились важными портами.
* * *
Устройство сахарного завода-энженью представляло собой значительное предприятие. Как правило, энженью включал в себя плантации сахарного тростника, инструменты для их обработки, постройки, рабов, а также скот, пастбища, повозки, и наконец, господский дом. Переработка тростника в сахар была сложной и многоэтапной. Уже в самом начале производства требовались определенные усилия по организации процесса, а также использование соответствующей технологии, которая со временем совершенствовалась. Сначала из тростника отжимали сок, затем его очищали в несколько приемов. Стебли перемалывали с помощью системы жерновов, которые приводились в движение либо силой воды, либо с помощью животных. Энженью, работавшие по принципу водяной мельницы, отличались бóльшим размером и производительностью; их именовали «королевскими энженью».
Как в Бразилии колониального периода, так и
