история западного христианства — ср. представления о Христе как небесном женихе и деве Марии как небесной невесте; идеи церкви как женского начала, обрученного с Христом (монахиня — «невеста Христова»), духовного брака и т.д., получившие яркое, подчас достаточно чувственное выражение у Бернарда Клервоского, Рихарда из св. Виктора, Рейсбрука, Терезы из Авилы и др. С другой стороны, и здесь встречается сакрализация любовных отношений — как в рамках культа, так и в светском творчестве, например в средневековой куртуазной лирике у трубадуров и т.д., вплоть до Нового времени[111]. Следует, наконец, иметь в виду, что символика женского и мужского начал отражается также в натурфилософских, этических, социальных воззрениях, давая интересный материал для сравнения разных культур[112].
Как мы видим, при всем своеобразии композиционно-содержательных и стилистических особенностей «Гитаговинды» несомненна ее тесная связь с древнеиндийской литературной традицией. Мотивы ее песен — прежде всего любовь Кришны к пастушкам, — как уже говорилось, восходят к «Хариванше», пуранам (ср. BhP 10.29—30; Visnu purana 5.13; BvP и др.), возможно — Кшемендре и др. Отдельные ее строфы перекликаются с лирикой Амару, Маюры, Билханы, Бхартрихари, Говардханы (см. выше) и т.д. Таковы и некоторые стихотворные вставки в сборниках санскритской обрамленной повести — «Панчатантре», «25 рассказах веталы» (редакция Шивадасы), «70 рассказах попугая» — ср., например, «Панчатантра» I, стих 202 (версия Пурнабхадры) и стих 3.14 поэмы[113]. Уже проводились аналогии с IV актом драмы Калидасы об Урваши, здесь же можно вспомнить жалобы на разлуку в другом его произведении — «Облако-вестник»[114]. Особого внимания заслуживает проблема соотношения поэмы с древнеиндийской наукой о каме (Kämasastra), по-видимому уже с середины тысячелетия н.э. оказывавшей воздействие на санскритскую литературу и несомненно знакомой Джаядеве, судя по поведению его героев. Таков ряд параллелей из наиболее известного и авторитетного образца этого жанра — «Камасутры» Ватсьяяны (ок. III—IV вв. н.э.): начиная с 8-й гл. здесь содержится ряд как бы проиллюстрированных Джаядевой предписаний относительно объятий, поцелуев, царапин и т.д.; примечательны в этой связи и предписания о поведении мужчины после сближения (К 20.4), о действии посредницы (К 5; 47); об искусствах игры на инструментах, пении, танца, владение которыми требуется от образцовых возлюбленных (К 3.16; ср. 4.23) и т.д. Любопытно, что Кришна прямо назван в поэме «превзошедшим тонкости науки Манасиджи» (jitamanasijatantravicâram 2.15) — традиционный комментарий поясняет, что здесь идет речь именно о наставлениях в каме (kamasâstrasya — Rp, 47).
Вместе с тем отдельные жанрово-стилистические особенности текста могут восходить к очень древним образцам культовой поэзии — так, принцип рефрена (dhruvam) прослеживается уже в гимнах «Ригведы», не говоря о более поздних образцах (например, приписываемая Шанкаре «Хастамалака»). Известно и (в целом сравнительно редкое) употребление рифмы в санскритской поэзии до Джаядевы[115], например в «Мохамудгаре», также приписываемой Шанкаре (т.е. ок. VIII—IX вв.); у Раджашекхары (X в. н.э.), возможно испытавшего влияние народной поэзии. Упомянем в этой связи и близкую к жанру mahänätaka драму Рамакришны «Лунный блеск пастушеских забав», созданную, видимо, позже Рамануджи и не раньше Джаядевы, — собрание диалогов, посвященных любви Кришны к пастушкам и Радхе, и отдельных строф, не произносимых действующими лицами[116]. Поэма может быть сопоставлена и с другими текстами, хотя это вряд ли дает основания говорить о непосредственных заимствованиях — творение Джаядевы предстает перед нами как совершенно оригинальный памятник, и нет возможности указать на какое-либо конкретное произведение, подражанием которому она бы являлась.
Несравненно легче обратное. Не многие из санскритских текстов могут соперничать с «Гитаговивдой» по масштабам своего влияния на индийскую культуру — влияния, охватившего светскую и религиозную литературу, фольклор, театр, хореографию, музыку, изобразительные искусства[117]. Как уже говорилось, строфы Джаядевы начали включать в поэтические антологии еще современники поэта, а на его родине издавна совершались ежегодные празднества в его честь. Один из стихов (1.16) встречается в надписи от 29 июня 1292 г. (другая датировка — 1291 г.), а согласно надписи от 17 июля 1499 г. царь Пратапарудрадева издал приказ, по которому вишнуитским певцам и танцорам дозволялось исполнять лишь творения Джаядевы[118]. В ряду памятников санскрита «Гитаговинда» занимает одно из первых мест по числу составленных к ней комментариев — их более сорока. Среди ее комментаторов — авторы толкований, датируемых в основном XV—XVI вв. и соотносимых с «Краткой рецензией» (см. выше), — Мананка, Нараянадаса («Сарвангасундари»), Лакшмидхара («Шрутиранджани-вьякхья»), Шанкарамишра («Расаманджари»); соотносимых с «Длинной рецензией» — Кумбха (также Кумбхакарна, царь Мевара, правивший ок. 1433—1468) («Расикаприя»), Бхагаваддаса («Расакадамбакалоллини»), Чайтаньядаса («Балабодхини»). Поэму комментировали также Удаяначарья, Кришнадатта, Кришнадаса, Гопала и другие[119]. Известно около дюжины прямых подражаний поэме и еще больше различных вариаций на ее темы, создававшихся ок. XIII—XVII вв. и даже позже. В этом отношении ее напоминает «Облако-вестник» Калидасы, также вызвавший ряд подражаний. По шаблону «Гитаговинды» создаются поэмы о любви Рамы и Ситы, Шивы и Парвати — их составляют Кальяна, Бханудатта, Прабхакара, Ваншамани, Рамабхатта, Гаядина и др.[120] Мотивы ее отражаются в более поздней вишнуитской драме — у Раманандарайи, Матхурадасы, Рупы Госвамина; в жанре чампу — у Кавикарнапуры, у Дживы Госвамина и др., вплоть до нового времени, — такова, напрймер, написанная на рубеже XVIII в. Нараянатиртхой «Кришналилатарангини», поэма в 12 частях, включающая песни, положенные на определенные мелодии, — наряду с произведениями Лилашуки и Джаядевы она считается в Индии одним из лучших образцов krsna-lïla[121].
Влияние Джаядевы вышло далеко за рамки санскрита. Наиболее глубокий след его поэма оставила, пожалуй, в Бенгалии и в сопредельных областях (Орисса, Митхила)[122], отразившись в творчестве крупнейших бенгальских авторов средневековья и нового времени. Таков выдающийся кришнаитский лирик Чандидас (Бору Чонидаш — конец XIV—XV в.), известный сейчас прежде всего своей поэмой, обнаруженной уже в 1911 г. и условно названной «Шрикришнокиртон» («Гимны Шри Кришне»). Здесь сохранилось 13 самостоятельных песен (ок. 500 стихов). Действующие лица — Кришна, Радха и тетка Радхи, сводня Бораи. Песни в основном посвящены истории любви Кришны и Радхи и отделены друг от друга небольшими диалогами (на санскрите) между действующими лицами; эти диалоги, в отличие от песен, не пелись, а читались. Чандидасу приписывается и ряд других стихотворений (около 1200); впрочем, проблема авторства здесь не всегда ясна, так как под этим именем известны и явно более поздние произведения. Для бенгальской кришнаитской лирики примерно уже с XV в. становится характерным соединение чувственных описаний с прямой аллегорией любви как соединения божественного жениха с божественной невестой. В XV в. жил еще одни знаменитый кришнаитский
