довольно много времени, но Рики это даже нравилось. В конце концов, у него была возможность немного отдохнуть после работы, прежде чем он вернется к матери.
Рики отпер входную дверь и сразу очутился в маленькой гостиной, прихожей в доме не было. Мать сидела в кресле перед телевизором, на экране которого плясала «снежная» рябь помех, а из динамиков раздавался треск.
— Сейчас, сейчас, мам, мы это исправим!
Рики подскочил к матери, и схватив пульт с ее коленей, выключил телевизор, затем сел на корточки перед ее креслом-каталкой и нежно поцеловал в лоб.
Взглянув на часы, он убедился, что вернулся домой вовремя, а это означало, что сиделка ушла раньше положенного.
— Прости мам, это я виноват. Я задолжал плату за прошлый месяц, вот миссис Лосано и ушла, не дождавшись моего прихода.
Мать не отвечала. Она отрешенно смотрела прямо перед собой и, казалось, ничего вокруг не замечала.
— Ну, как ты сегодня? Долго одна пробыла? — спросив это, Рики внимательно посмотрел матери в глаза. Она ничего не ответила, зато дважды моргнула.
— Недолго? Сколько часов назад ушла сиделка?
Еще одно моргание.
— Час назад? Ты ведь меня не обманываешь, чтоб я не волновался?
Анна Мартинес дважды сомкнула веки.
Так они с матерью начали общаться прошлой зимой, когда из-за острой пневмонии ей пришлось сделать трахеостомию. Одно моргание означало «да», два — «нет».
Для задушевной беседы этого, конечно, было недостаточно, но в повседневной жизни все же выручало.
Однако, не всегда жизнь Рики и его матери была такой, как теперь.
Анна Мартинес родила сына в тридцать пять, и всем сердцем полюбила долгожданного малыша. И хотя семья Мартинесов была не богата, окруженный родительской заботой, Рики рос счастливым ребенком. Спустя восемнадцать лет, через две недели после выпускного Рики, у матери случился инсульт, полностью ее парализовавший. Она никогда официально не работала, и потому могла рассчитывать лишь на минимальные социальные льготы для легальных иммигрантов. Основные расходы на дорогостоящий уход оплачивал отец, трудившийся разнорабочим в две смены и сам Рики, бравшийся за всевозможные подработки. Так продолжалось еще три года, а затем, отметив свой двадцать первый день рождения, Рики осуществил давнюю мечту — поступил на службу помощником шерифа. И в тот момент, когда он уже решил, что жизнь их семьи наконец начала налаживаться, его ждало новое разочарование. В один из вечеров отец Рики вышел из дома, никому ничего не сказав и больше уже не вернулся. С этого дня вся забота о матери легла на плечи сына. Анна Мартинес была абсолютно беспомощна, не могла самостоятельно ни есть, ни передвигаться, ни даже говорить. Несмотря на бедственное положение их маленькой семьи, Рики наотрез отказался сдать свою мать в специализированный дом престарелых и научился делать все, что обычно делают мед работники в больницах. Впрочем, это только после смены и по выходным, в остальное время его матери нужна была сиделка, которая, между прочим, обходилась весьма недешево. Кроме того, ей постоянно требовались дорогостоящие медикаменты, оборудование и масса таких вещей, о существовании которых до болезни матери Рики и не подозревал. Что-то удавалось получить по социальной страховке, но основных расходов она не покрывала, и практически вся его зарплата уходила на заботу о матери. Оставшиеся деньги шли на оплату счетов, бензин и еду, но зачастую их все-равно не хватало. В довершение ко всему, дела на работе шли не слишком хорошо и Рики всерьез опасался, что шериф его уволит.
Тем не менее, он не унывал. Каждый день Рики отправлялся на работу преисполненный веры, что сумеет быть полезным и докажет наконец Мёрфи и сослуживцам, что способен на большее.
Поставив на плиту кастрюлю с кашей, Рики созвонился с сиделкой. Он упросил ее доработать неделю в долг, а в следующую пятницу с зарплаты пообещал отдать положенные деньги.
— Я даже выплачу вам аванс за следующий месяц, миссис Лосано, только подождите еще неделю, пожалуйста… Конечно, конечно, но я вас очень прошу, не уходите больше, пока я не вернусь. Вы же знаете, какие могут быть последствия! … Понимаю и прошу за это прощения, но и вы меня поймите, если я ухожу из дома и оставляю ее с вами, значит я должен быть уверен, что вы постоянно будете при ней и мама не останется без присмотра. Если по каким-то причинам вам необходимо уйти до моего прихода, обязательно позвоните, и тогда я отпрошусь с работы пораньше… Ну и что, что всего на час, для нее и это может быть критично… Да я знаю, что плачу вам меньше стандартной таксы, но к сожалению это все, что я могу, мы оговаривали это заранее…Да…Да, конечно, мы ждем вас завтра. Да, и вам доброй ночи, миссис Лосано.
Рики устало вздохнул и положил мобильник на стол. Он помешал варево в кастрюле и высунулся в гостиную:
— Еще минутку, мам, почти готово!
Краем глаза приглядывая за кашей, Рики думал о Элизабет Майерс. Он знал девушку, потому что они учились в одной школе, хотя Рики и выпустился на два года раньше. Так как Элизабет была одной из лучших учениц, ее часто награждали и поручали читать речь на школьных мероприятиях. Элизабет нравилась Рики, она казалась доброй девушкой, а кроме того была красивой.
Отчасти поэтому, отчасти из-за того, что серьезное расследование могло помочь Рики проявить себя, он и уделял ему так много внимания. По той же причине он полез в папку с анализами, в которую, как он и сам теперь понимал, ему вовсе лезть не следовало…
Резкое шипение вырвало Рики из раздумий. Забытая им каша забурлила, вспенилась и подобно раскаленной магме, перелилась через жерло кастрюли. Кухня тут же наполнилась запахом горелого молока. Сняв кастрюлю с перепачканной плиты, Рики сокрушенно уставился на жалкие остатки ужина на дне.
Глава VI
Привет из прошлого
Сэм хлопнул Дага плечу:
— А ну-ка взбодрись, дружище, гляди, что я принес!
С этими словами он поставил на стол два запотевших бокала с пивом и уселся напротив.
— И на кой черт я поплелся с тобой в этот чертов клуб, мне ведь даже не нравится кантри!
— Да ну и что? В Вудвилл не так часто заезжают гастролеры! Послушать в живом исполнение хорошую музыку дорого стоит! Какая разница, кантри это или рок-н-ролл.
При слове гастролеры, Даг болезненно поморщился.
— Народу набилось — не протолкнуться, не люблю я все это — посетовал он.
— Да брось, неужто лучше было бы провести очередной выходной перед телеком?
Дагу
