Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
для них, чем для людей подозрительных и недоверчивых.
Великие княжны до отъезда из Спалы ездили верхом. Однажды я чуть не утонула. Государь повез меня на лодке по Пилице, мы наткнулись на песчаный островок и чуть не перевернулись. 21 октября, в день восшествия на престол, их величества и кто хотел из приближенных причащались святых тайн.
Иногда великие княжны играли со мной в четыре руки любимые государем 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского. Помню, как тихонько за нами открывалась дверь и, осторожно ступая по мягкому ковру, входил государь; мы замечали его присутствие по запаху папирос. Стоя за нами, он слушал несколько минут и потом так же тихо уходил к себе.
Наконец врачи решили перевезти цесаревича в Царское Село. Много рассуждала свита: можно ли по этикету ехать мне в царском поезде. По желанию их величеств я поехала с ними. Дивный царский поезд, в котором теперь катаются Троцкий и Ленин, скорее был похож на уютный дом, чем на поезд. Помещение государыни, обшитое светлым ситцем, с кушеткой, креслами, письменным столом, книгами и фотографиями на полках, отделялось от кабинета государя ванной. В кабинете государя, обитом зеленой кожей, помещался большой письменный стол. Их величества вешали иконы над диванами, где спали, что придавало чувство уютности. Вагон Алексея Николаевича был также обставлен всевозможными удобствами; фрейлины и я помещались в том же вагоне. Только что отъехали от Спалы, их величества, посетив Алексея Николаевича, постучались ко мне и просидели целый час со мной. Государь курил; их забавляло, что мы едем вместе.
В последнем вагоне помещалась столовая, перед нею маленькая гостиная, где подавали закуску и стояло пианино. За длинным обеденным столом государь сидел между двумя дочерьми, напротив его министр двора и мы, дамы. Государыне обед подавали в ее помещении или у Алексея Николаевича. Он лежал слабенький, но веселый, играя и болтая с окружающими.
Закончу эту главу 300-летним юбилеем Дома Романовых в 1913 году. В феврале этого года их величества переехали из Царского Села в столицу, в Зимний дворец. В день их переезда они с вокзала поехали в часовню Спасителя. Заранее никто об этом не знал. Шел тихий молебен, но, конечно, все всполошились, и их величества возвращались уже через собравшуюся толпу народа.
Юбилейные торжества начались с молебна в Казанском соборе, который в этот день был переполнен придворными и приглашенными. Во время коленопреклонной молитвы я издали видела государя и наследника на коленях, все время смотревших наверх; после они рассказывали, что наблюдали за двумя голубями, которые кружились в куполе. Вслед за этим были выходы и приемы депутаций в Зимнем дворце. Все дамы по положению были в русских нарядах. Точно так же были одеты государыня и великие княжны. Несмотря на усталость, государыня была поразительно красива в голубом бархатном платье, с высоким кокошником и фатой, осыпанной жемчугами и бриллиантами; на ней была голубая Андреевская лента, а у великих княжон красные с Екатерининской бриллиантовой звездой. Залы дворца были переполнены. Царской семье пришлось стоять часами, пока им приносили поздравления. В конце приема государыня так утомилась, что не могла даже улыбаться. Бедного Алексея Николаевича принесли на руках. Был спектакль в Мариинском театре – шла «Жизнь за царя», с обычным энтузиазмом, проявляемым в подобных случаях. Все же я чувствовала, что нет настоящего воодушевления и настоящей преданности. Какая-то туча висела над петербургскими торжествами. Государыня, по-видимому, разделяла мои впечатления. Она не была счастлива: все в Зимнем дворце напоминало ей прошлое, когда, молодая и здоровая, она с государем весело отправлялась в театр и, по возвращении, они ужинали вместе у камина в его кабинете. «Теперь я руина», – говорила она грустно. Заболела в Зимнем дворце тифом великая княжна Татьяна Николаевна, и нельзя было сразу возвращаться в Царское Село. Когда оказалось возможным ее перевезти, их величества переехали в Царское Село. Татьяне Николаевне обрезали ее чудные волосы.
Весной они уехали на Волгу, в Кострому, Ярославль и т. д. Путешествие это в нравственном смысле утешило и освежило их величества. Прибытие на Волгу сопровождалось необычайным подъемом духа всего населения. Народ входил в воду по пояс, желая приблизиться к царскому пароходу. Во всех губерниях толпы народа приветствовали их величества пением Народного гимна[27] и всевозможными проявлениями любви и преданности. Мой отец и вся наша семья были приглашены дворянством [на торжества] в городе Переславле Владимирской губернии, так как род наш оттуда происходит. Государыни не было: она лежала в поезде, больная от переутомления, да еще схватила на пароходе ангину.
Московские торжества были очень красивы; погода стояла чудная. Государь вошел в Кремль пешком, а перед ним шло духовенство с кадилами и иконами, как это было при первом царе, Михаиле Феодоровиче Романове. Государыня с наследником ехали в открытом экипаже, приветствуемые народом. Гудели все московские колокола. Восторженные приветствия во все пребывание их величеств в Москве повторялись каждый день, и казалось, ничто – ни время, ни обстоятельства – не изменит эти чувства любви и преданности.
VIII
Мирно и спокойно начался 1914 год. Но лично у меня было много тяжелых переживаний. Всем известно, что между близкими друзьями скорее, чем между посторонними, случайные недоразумения способны вызвать временное охлаждение прежних отношений, горячие вспышки и взаимные упреки. Там, где дружественные отношения глубоко искренни и покоятся на твердом основании, подобные недоразумения и размолвки служат лишь пробным камнем дружбы и обычно ведут к дальнейшему упрочению и углублению дружественных связей и взаимному пониманию.
Подобному испытанию подверглась и моя любовь и преданность моей государыне в 1914 году. Государыня без всякого основания начала меня лично ревновать к государю. Считая себя оскорбленною в своих самых дорогих чувствах, императрица, видимо, не могла удержаться от того, чтобы не излить свою горечь в письмах к близким, рисуя в этих письмах мою личность далеко не в привлекательных красках. (См. «Письма императрицы Александры Феодоровны». Т. I. Берлин, 1922.)
Но, слава богу, наша дружба, моя безграничная любовь и преданность их величествам победоносно выдержали пробу, и, как всякий может усмотреть из позднейших писем императрицы в том же издании, а еще более – из прилагаемых к этим моим воспоминаниям, «недоразумение» продолжалось недолго и потом бесследно исчезло, и в дальнейшем глубоко дружественные отношения между мною и государыней возросли до степени полной несокрушимости, так что уже никакие последующие испытания и переживания, ни даже сама смерть – не в силах разлучить нас друг с другом.
Месяц прошел после убийства в Сараево, но никто
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
