оживает в его руках трелью.
— Да. Понял. Хорошо. Будет сделано. До связи.
Говорю же, с хозяином общается. Так беспрекословно слушаться.
— В комнату к себе иди и советую больше так не делать. Ни при каких других обстоятельствах Дамир Давидович не приедет. Хватит испытывать мое терпение.
Вот как, значит?!
Ни при каких других обстоятельствах?!
И что теперь? Будут кормить меня и под надзором водить в туалет? Это все ничего, если держать человека, который реально знает, где краденное. Но я-то к этому не имею никакого отношения. Откуда мне знать, что эти часы вообще были? Впрочем, вряд ли он стал бы врать. Стрясти с меня ведь явно нечего.
В комнату возвращаюсь нервной и разъяренной. Всем здесь на меня наплевать. Амбалы следуют лишь приказам Дамира. А они у него самодурские. Вот почему он меня не слушает? Я же сказала — не брала. Может обыск устроить в нашем доме. Ничего ведь не найдет.
Но стоит только представить, что Дамир придет к нам в дом. Зайдет в квартиру с видавшим виды ремонтом, старой мебелью и пропитой матерью, как меня передергивает. Такие люди, как он, не ходят в такие места. К тому же, может они уже все и перерыли дома? И выводы могли сделать, насмотревшись на маму и ее “друзей”.
“Решение”, на первый взгляд гениальное, приходит само собой. И мне бы думать прежде чем делать, но находящийся в стрессе организм может только исполнять приказы уставшего мозга. А они сейчас вполне, скажем, странные. Взять свечу, подойти к шторам и…
Вспыхнувшее за секунду яркое пламя по-дневному освещает комнату. Я отхожу назад, любуясь сделанным. Интересно, как быстро амбалы за дверью поймут, что мы горим? И как быстро сюда примчится Дамир?
Охваченные ярким пламенем шторы завораживают, но когда огонь перекидывается на карнизы и предметы, а комната начинает пахнуть дымом, отшагиваю поближе к двери, а затем и вовсе ее дергаю, понимая, что амбалы за ней совсем не чувствуют запаха дыма.
И каково же мое удивление, когда открывающаяся до этого дверь оказывается наглухо заперта. И за ней — подозрительно тихо. Ни храпа, ничего, полнейшая тишина.
— Эй! — кричу оглушающе громко. — Выпустите! Тут пожар, пожар!!!
Кричу, что есть сил и начинаю кашлять. Дым заполняет легкие и они начинают жечь. Я запоздало вспоминаю, что нужно приложить мокрую тряпку к лицу и упасть вниз. Ничего этого я сделать не успеваю. Голова кружиться, рот наполняется неприятным вкусом копоти, а ноги не держат. Последнее, о чем я думаю — как можно было так ужасно облажаться?
Глава 19
— Вы что, идиоты совсем? — доносится до меня грозный голос, который почему-то кажется жутко знакомым и будто даже родным. — Как можно было оставить ее одну здесь?
— Виноваты…
Кажется, я шевелюсь, потому что неожиданно очень сильно ломит тело, а еще появляется кашель. Не сдержавшись, захожусь в приступе. Кашляю до жжения в горле, чувствую, как меня обтирают чем-то холодным и только тогда открываю глаза.
Передо мной не кто иной, как Дамир. Он, кажется, придерживает мою голову руками и смотрит обеспокоенно. Только вот обеспокоенность эта не за мое здоровье, разумеется. Умри я где-нибудь не на его территории, он бы даже и не вспомнил, как меня звали, а тут… происходящее тянет на статью. Похищение, сожжение человека заживо.
Боже…
Я ведь могла погибнуть.
— А никто не знал, что она такая придурошная и будет поджигать закрытую комнату.
— Стоило бы знать, — чеканит резко Дамир. — Я вам деньги плачу, чтобы вы все просчитывали, а не только то, что вам выгодно.
Замолкают.
— Ты как? В себя пришла?
Под его строгим взглядом жутко смущаюсь. Щеки начинает покалывать. Не хватало еще покраснеть перед ним!
— Пришла.
— Нормально себя чувствуешь?
— Вроде да.
— Ну раз да…
Дамир рывком притягивает меня к себе. Настолько близко, что наши лица почти соприкасаются.
— Ты совсем тупая? Поджечь мой дом, комнату, в которой тебя закрыли. Безмозглая.
Отпускает. Отъезжаю назад. Подальше, потому что его близость на несколько мгновений выбивает из меня все мысли.
— Я… не тупая! Я не знала, что ваши амбалы дверь закроют. Они до этого ее не закрывали, я выходила спокойно, а тут прикрыли. Откуда я знала, что так будет?
— Ты устроила поджог. И хорошо, что в комнате, где нет ничего ценного и больше ничего не сгорело.
— А что у вас в других комнатах? Коллекция часов по двести тысяч?
Вижу, как сжимает челюсти и буравит меня недовольным взглядом. Ловлю себя на мысли, что было бы неплохо разгладить его морщинку между бровями, потому что ему совершенно не идет хмурится, а судя по ней, делает он это очень часто. Наверное, у него в окружении очень много людей, которые косячат. Или же он слишком близко воспринимает их действия к сердцу.
— Что у меня в других комнатах тебе лучше не знать, — чеканит холодно. — А то и там недосчитаюсь ценных для меня вещей.
— Вы коллекционер? — продолжаю зачем-то допытываться.
Интересно же, какой человек покупает часы за двести тысяч долларов и спокойно возит их в авто? Да мало ли кто их может украсть. Любой воришка вытащит и все.
— На вот, — всучивает мне в руки стакан с водой вместо ответа. — Выпей.
Беру стакан дрожащими руками и смотрю на него с опаской. Появляется совершенно дурацкая мысль, что вода отравлена. Но умом понимаю, что это не так. Иначе бы Дамир дал мне умереть прямо там в комнате.
Что, кстати, с ней? Она полностью выгорела? И сколько я провела в отключке? Судя по тому, что вокруг тихо — долго. Никаких пожарных автомобилей я не слышу, суматохи и криков. Да и находимся мы в том же доме. Как я это поняла? Очень просто. Здесь снова свечи!
— Давай поступим следующим образом, — Дамир говорит так, будто сдается. — Я заплачу тебе эти двести штук. Долларов, разумеется. А ты мне скажешь, где часы.
— Но я…
— Ты хорошо подумай, Таисия. Двести штук это обеспеченная жизнь. Это покупка новой квартиры, машины, шмоток, — он осматривает меня с ног до головы и делает это так, что я тут же чувствую себя никчемной нищебродкой.
Если бы я только знала, где эти чертовы часы, я бы их ему тут же и отдала. Двести тысяч! Я даже в уме не могу посчитать эти деньги по курсу, но если Дамир говорит, что на них можно купить квартиру и машину, то я ему охотно верю. Господи, да кому я рассказываю. Если
