в средневековой картине мира еще до нахождения труда Птолемея, но он авторитетно подтвердил, что теоретически возможно пройти из Европы в Азию через Атлантический океан. Последним пунктом, в котором сведения Птолемея совпадали с планами Колумба, было то, что к югу от известного мира существовали неизвестные земли: в зависимости от широты, которую он бы выбрал для путешествия, это давало возможность совершить новые открытия. Более того, Птолемей, в представлении большинства читателей, перекрыл восточный путь в Индию гипотетическими землями, окружающими Индийский океан. Нет никаких свидетельств того, что Колумб разделял эту точку зрения, но в то время к ней относились серьезно: в 1490 году Португалия отправила шпионскую миссию в Индийский океан именно для проверки гипотезы. Если бы маршрут вокруг Африки оказался недоступен, это стало бы дополнительной причиной для попытки прямого перехода через Атлантику.
Птолемей оказал поддержку Колумбу и как картографу, и как исследователю. Колумб перенял александрийский принцип построения карт на градусной сетке и фиксации расположения мест по координатам долготы и широты. Обещанная покровителям карта, на которой запечатлены его открытия в Атлантике, была задумана по принципам Птолемея, и попытки – всегда крайне безуспешные – определить долготу и широту различных мест сопровождают его рассказы о путешествиях. Поскольку не сохранилось ни одной достоверно подлинной карты, начерченной рукой Колумба, невозможно быть уверенным, насколько он на практике следовал принципам Птолемея. История создания его карты Нового Света представлена только нетерпеливыми требованиями испанских монархов довести работу до конца, что, скорее всего, означает, что она так и осталась незавершенной. Утверждалось, что карта, которая, вероятно, была создана по результатам работы Колумба, – турецкая карта 1513 года, составленная на основе захваченных испанских документов, – действительно имеет признаки копирования с карты, нанесенной на градусную сетку[138]. Однако поскольку Колумб плохо ориентировался в широтах и, подобно всем его современникам и последователям в течение более чем ста лет, никогда даже отдаленно не приближался к решению проблемы определения долготы, любые усилия, которые он мог предпринять, в лучшем случае предварительны.
В других отношениях принципы Птолемея были менее полезны для Колумба. По мнению Птолемея, которое разделяло большинство современников мореплавателя, известный мир занимал ровно половину окружности земного шара. Хотя Птолемей допускал, что неизведанный Восток может простираться и за этот предел, пересечение Атлантики потребовало бы плавания через половину земного шара – расстояние, наверняка недоступное ни одному судну того времени, особенно в относительно южных широтах, выбранных Колумбом. Более того, расчет Птолемеем длины земной окружности был, по мнению Колумба, слишком щедрым – примерно на 8 % больше той цифры, которой придерживался он сам. Тогда Колумб отказался от Птолемея и занялся поиском других авторитетов, обещавших более короткое путешествие. Сам Птолемей познакомил его с первым из них, Марином Тирским, превысившим оценку Птолемеевой протяженности известной в мире суши на 45°. Эта цифра сохранилась только благодаря тому, что Птолемей отказался от нее. Ближе к концу своей жизни Колумб утверждал, что доказал правоту Марина и неправоту Птолемея[139].
Отношение Колумба к Птолемею является любопытным свидетельством его умственных исканий и проблем научных исследований в то время, когда эксперимент начинал соперничать с традицией как источником научного авторитета. Колумб испытывал глубокое уважение к текстам и, вероятно, даже определенный трепет, что естественно для самоучки. Но знал, что они не способны удовлетворить его страстное желание познать «тайны этого мира», и позже, исходя уже из опыта, всякий раз, когда ему удавалось опровергнуть что-то из сказанного Птолемеем, откровенно ликовал. Он гордился тем, что, вопреки александрийскому мудрецу, смог засвидетельствовать во время путешествия к Золотому берегу, что тропические области пригодны для жизни (хотя, как и со многими наблюдениями Колумба, здесь не обошлось без ошибки: в то время он полагал, что находится на экваторе, тогда как на самом деле находился в пяти градусах к северу от него)[140]. Однако изучение и знание текстов, а также признание авторитета Птолемея, когда это соответствовало целям Колумба, оказали плодотворное влияние на зарождение его идей. Поскольку заметки Колумба о «Географии» Птолемея не сохранились, их нельзя использовать, как и заметки в других книгах, для получения четкого представления о ценностях и приоритетах Колумба, а также о его умственной работе. Однако будет справедливо отвести книгам и чтению первостепенное место в формировании его географических представлений.
Частичные коррективы в труд Птолемея можно было внести на основе путешествия к границам Азии, описанного в «Книге Марко Поло». Принадлежащее Колумбу издание этой книги 1485 года почти наверняка не было приобретено для его библиотеки до 1496 года, но его труды показывают, что к 1492 году он вполне познакомился с восточными топонимами в интерпретации Марко Поло. Текст путешественника был очень старым и тщательно изученным во времена Колумба, но его авторитет вызывал споры. Венецианцу особенно доверяли ученые Италии и Южной Германии, но в других странах и в среде более традиционных ученых к его книге отнеслись скептически. В Испании о книге, по-видимому, было мало известно. Средневековые люди наслушались слишком много басен о несметных богатствах и невиданных чудесах Востока, чтобы с готовностью поверить в истории, столь полные чудес, как рассказы Марко Поло. Расхожее название его книги Il Milione[141] воспринималось как ироничный намек на ненадежные россказни шарлатана. Текст не имел того авторитета, на который Колумб мог бы ссылаться при обосновании достоинств своего плана; но он не обладал критичностью к подбору доказательств и находил Марко Поло особенно полезным в трех отношениях.
Прежде всего, Колумб предположил, что путешествия венецианца по Азии, должно быть, завели его далеко за границы того, что Птолемей считал самым дальним пределом суши. Это само по себе уменьшило бы слишком большой, недоступный для плавания океан Птолемея. Более того, Колумб особо отметил сообщение Марко Поло, что у берегов Азии находится не менее 1378 островов. Это было равносильно обещанию высадиться на сушу еще до появления материка. Наконец, Марко Поло сообщил, что в 2400 километрах от Китая находится весь позолоченный, покрытый садами и обильными водоемами остров Чипангу. Это было первое и на удивление достоверное сообщение о существовании Японии, дошедшее до Европы, но поскольку оно ничем не подтверждалось, то вызывало сомнения. Марко Поло неправильно оценил расстояние до Китая и не дал приемлемых указаний на его местонахождение. Тем не менее Колумб ухватился за Чипангу, как за золотую соломинку посреди океана. Во время своего первого пересечения Атлантики, хотя изначально и не направлялся к этому острову, он изменил курс в надежде найти его. Находясь на Карибах, он часто искал остров и иногда думал, что нашел. Традиционное мнение, что его проект был отклонен португальским двором из-за того, что подкреплялся «фантазиями о воображаемом острове Чипангу», отражает тот факт,
