Шархуу, если они действительно там, находятся настороже и нам следует быть бдительными.
После некоторого замешательства мы попытались выяснить у старого китайца, кто находится в штольне и что они там делали и делают в настоящее время. Однако Ха-Ю перестал понимать по-русски и продолжал что-то лопотать, закрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. Сообразив, что ничего не удастся добиться, мы решили на всякий случай вывести его из строя, связав ему руки и привязав к дышлу компрессора. Пусть посидит.
А что делать нам? Идти в штольню или дожидаться, когда оставшиеся там попытаются выйти наружу? Мы были безоружными, и у нас была только одна карбидка. С таким вооружением мы ничего не могли сделать и, посовещавшись, решили затребовать подкрепление из лагеря. Кроме того, Валерий резонно заметил, что мы все же не у себя на родине, и если в этой авантюре принимает участие начальник партии Цевен, являющийся не только официальным лицом, но и представителем иностранной державы, на территории которой мы временно находимся, то лучше, чтобы все дальнейшие события совершались в присутствии монголов.
Посовещавшись, мы решили, что Валерий с Александром останутся возле устья, чтобы заблокировать искателей сокровищ, а я на газике сгоняю в лагерь и подниму людей во главе с Джанцаном и Ботсуреном. У каждого монгола есть оружие — карабины или малокалиберные винтовки и нам удастся выкурить их оттуда угрозой его применения.
Я побежал через темный лес, подгоняемый страхом за товарищей, оставшихся возле штольни, и рискуя на каждом шагу подвернуть ногу или выхлестнуть ветками глаза. Добежав до машины, я торопливо развернул ее и погнал вниз, проваливаясь в промоины и подпрыгивая на корнях деревьев, пересекавших тропу. Больше всего меня беспокоило то, что в соответствии с национальной традицией ложиться спать вместе с заходом солнца, я застану в лагере сплошное сонное царство. К счастью дверь юрты Джанцана была открыта, внутри теплился огонек свечи и доносились знакомые модулирующие звуки народной мелодии, живописующей бескрайнюю степь и всадника на мохнатой коротконогой лошадке, стоящего в стременах и спешащего по своим степным делам.
Резко затормозив, я выскочил из машины и стремительно ворвался в юрту. Джанцан, Ботсурен, Ендон и еще двое мужчин возлежали напротив входа с пиалами кумыса и предавались кайфу. Жена Джанцана Пильжетмаа хлопотала над котлом. Как мне показалось, у меня ушло не менее получаса, прежде чем удалось довести до их сознания то, что произошло в штольне и что требуется от них. «Настоящий монгол никогда не торопится» — эта философская мудрость и стиль поведения, которые прежде восхищали меня и служили образцом для подражания, сейчас были совершенно некстати. Глядя на их неторопливые сборы, я едва сдерживал клокотавшее во мне нетерпение. Насколько я мог понять, между ними возникли разногласия по вопросу вооружения и применения силы против авторитетного дарги. Раздоры были, наконец, пресечены Джанцаном, который категорическим тоном приказал всем взять винтовки и поспешить к машине.
Не успели мы отъехать от нижнего лагеря и на полкилометра, как сидевший сзади колченогий Ендон что-то крикнул и в машине возникла легкая паника. Я не хотел обращать внимания, но Джанцан тронул меня за плечо и заставил резко затормозить. То, что я увидел сзади, повергло меня в ужас — горел лес! Августовская жара высушила лесные травы и подлесок и огонь с шумом и треском жадно пожирал их. Языки пламени уже облизывали нижние ветви сосен и берез, грозя верховым и ничем не сдерживаемым пожаром. Страшнее всего было то, что ветер, дувший с вершин окружающих гор, гнал этот пал в сторону нижнего лагеря, где уже спали женщины и дети.
Разумеется, эта опасность пришла в голову не только мне. Не дожидаясь решения Джанцана, я с нескольких маневров развернул газик и поспешил обратно в лагерь. Там уже все были на ногах, над юртами метался женский крик и детский плач, ржали перепуганные лошади, ревел скот, в панике и растерянности бегали мужчины, не знавшие что предпринять. Некоторые уже пытались разбирать юрты, чтобы перевезти свое добро в более безопасное место за ручей, но для такой срочной перекочевки не было ни времени, ни верблюдов. И тут я вспомнил о способе тушения пожаров с помощью встречного пала. Когда-то в детстве, в одном из романов Майн Рида я прочитал, что надо идти навстречу пожару и в тот момент, когда воздух, подхваченный пламенем, потянется в его сторону — поджечь траву. Правда, этот способ использовался в прериях, но почему бы не попробовать его в лесу?
Я рассказал Джанцану об этом способе и попросил его отправить людей с пропитанными соляркой факелами навстречу огню, поджигая подлесок только тогда, когда они почувствуют достаточно сильную тягу в сторону пожара. К моему немалому удовольствию оказалось, что некоторые из бывших степняков тоже знают об этом способе тушения пожара, что значительно облегчило мою задачу. Посчитав, что здесь справятся и без меня, я решил вернуться к штольне, прихватив с собой на всякий случай карабин Джанцана и пару дополнительных обойм с патронами.
Едучи обратно и размышляя о причинах внезапного лесного пожара, я пришел к мысли о том, что он не был случайным. Скорее всего, это был заранее продуманный и подготовленный вариант отвлечения людей на тот случай, если акции Цевена кто-нибудь помешает. Ход был достаточно тонкий и точно рассчитанный — пожар представлял большую опасность для всех без исключения и, разумеется, каждый, вместо того, чтобы мешать ему, бросится спасать свое добро. А если так, то, значит, поджигатель находится где-то рядом в лесу и может быть даже ждет меня. Я вспомнил удаляющийся топот лошади, когда мы подходили к штольне. Но это не мог быть Дорж. У него в лагере юрта, жена и двое ребятишек. Значит это кто-то из группы Цевена. Тогда где же Дорж?
Размышляя таким образом, я передернул затвор, поставил его на предохранитель и взял карабин на колени, готовый к любым неожиданностям, хотя и понимал, что представляю собой неплохую мишень для того, кто захотел бы остановить меня выстрелом из темного леса. Однако обошлось.
На этот раз я подъехал на машине до самой штольни. В свете фар ко мне навстречу бросились Валерий с Александром и стали расспрашивать о том, что случилось в лагере. Они видели зарево пожара, были очень обеспокоены происходящим и согласились с тем, что это был умышленный поджог. Более того, они предположили, что это дело рук Шархуу, угнавшего лошадь Доржа. Сам Дорж сидел возле компрессора и сосредоточенно затягивался дунзой из своей трубочки. Ребята рассказали мне
