пирамида стала ниже и устойчивее. Малообразованных легче штыбовать, что и делают. Чтобы не догадались, что им врут, что превратили в рабов, перекрыли выезд заграницу, доступ к альтернативной информации. Пока под руководством нынешней верхушки будут побеждать врагов, особенно внешних, политическая система останется прежней, а как только начнет проигрывать, не обязательно на поле боя (Афганистан), но и идеологически, экономически, произойдет смена, которая случится во время моей первой эпохи. Так что я хожу на все эти мероприятия, пропитанные враньем, рассчитанные на тех, кто живет эмоциями, а не умом, чуждые мне еще со школьных лет, но, набравшись опыта, сижу позади и помалкиваю.
От предложений записаться в лохи отбиваюсь. Новый комсорг полка сержант Раков подъехал ко мне с вопросом о принадлежности к комсомолу. Рассказал ему байку о неизвестном комсомольце сержанте Изюмове — неизвестно был ли я комсомольцем или нет — поэтому не хочу никого подставлять.
— Тогда тебе надо в партию Ленина-Сталина вступить, — предложил он, поскольку сам уже стал кандидатом, и выдал речевку: — В такой трудный для страны момент, когда враг на пороге нашей столицы, каждый настоящий советский человек обязан примкнуть к ее руководящей силе!
Такие идиоты не реагируют на логику, но хорошо ведутся на эмоциональные посылы, поэтому без всякой связи выдал ему один из таких, приписав известной исторической личности:
— Ничего, встретим и проводим немцев до их дома. Еще Наполеон сказал: «Когда вы решите, что победили русских, вдруг окажется, что они только начали воевать».
Комсорг Раков знал, кто такой Наполеон, поэтому взял эту фразу на вооружение — повторил на следующем собрании комсомольцев по случаю наших побед, не забыв упомянуть, что услышал ее от товарища Студента. Для него и таких, как он, деревенских парней ссылка на человека с неоконченным высшим образованием была весома. Так я стал еще и воином пропагандистского фронта.
16
Во второй половине дня нас отпускали в город, довольно таки цивильный, сказывалась близость к Москве. Много трех- и пятиэтажных домов со всеми удобствами, есть несколько промышленных предприятий, включая чулочную фабрику, которая, как у меня сложилось впечатление, являлась основным поставщиком невест для неженатых летчиков. Вернувшись из увольнения, почти каждый сообщал, что познакомился с «чулочницей». По нынешним маркам летчики — завидные женихи. Лейтенант получает в два раза больше, чем работяга, семейному сразу предоставляют бесплатное жилье, да и престиж высокий.
Вышел и я как-то прогуляться. Заглянул в магазины с пустыми полками. Сразу вспомнил последние годы развитого социализма. И тогда не было войны. На танцы я не ходил. В клубе фабрики шел фильм «Антон Иванович сердится», в котором хорошее старое боролось с хорошим новым и побеждали обе стороны. Я его видел в детстве. Даже тогда фильм показался мне надуманным. На стенде рядом с большой разноцветной афишей было приклеено маленькое, напечатанное на машинке объявление, что в клубе работает библиотека. На Полигоне была своя, но там только идеологически верная литература. Может, здесь попадется что-нибудь неформатное?
Это было небольшое помещение, разгороженном на две неравные части деревянным барьером высотой мне по пояс. В большей части стояли четыре стола и по четыре деревянных стула возле каждого. На стенах военные агитационные плакаты, незамысловатые и эмоциональные. В меньшей за пятым столом со стопками книг сидела миловидная улыбчивая девушка с завитыми светло-русыми волосами, голубыми глазами и подкрашенными губами, одетая в глухое темно-бордовое с желтыми и белыми горошинами платье с длинными рукавами и чем-то вроде галстука бело-желтого цвета. На вид ей лет восемнадцать. Позади девушки были полки с книгами и открытая дверь в соседнее помещение, книгохранилище, откуда исходил запах опавших листьев. Не знаю, где и как обзаводятся им старые книги.
Я поздоровался, спросил:
— Можно у вас почитать что-нибудь прямо здесь?
— Конечно, товарищ летчик! У нас есть читальный зал, — показала она на четыре стола. — Или запишись в библиотеку и возьми с собой. На одни руки разрешено выдавать не более трех книг на срок две недели, но тебе можно будет и дольше.
— Записываться не буду, потому что могу не вернуть книги, а не хотелось бы обижать такую красивую девушку, — сказал я.
Она прямо таки зарделась от счастья и молвила немного патетично:
— Не обидишь. Я всё понимаю: война.
Еще один комплимент — и придется жениться, что в мои планы не входило, поэтому сменил тему:
— Есть какая-нибудь научная литература по химии?
— По химии⁈ — удивилась она.
— Да. Я студент отделения неорганической химии Одесского университета, взявший академический отпуск до конца войны, — поставил в известность библиотекаря.
Эта информация сработала круче комплимента. Я превратился в принца сразу на двух белых конях, один краше другого.
— Сейчас я посмотрю в научном разделе, подожди, — произнесла она и упорхнула в книгохранилище.
В библиотеке было тепло, поэтому я расстегнул шинель, снял шапку и сел за ближний стол, где лежала толстая подшивка газет «Правда» за этот год. Рупор пропаганды ядрено вонял типографской краской. Такая же подшивка есть в нашем красном уголке, как называлась комната для коммунистических, комсомольских и любых других собраний — обязательный атрибут нынешних организаций, предприятий любого размера и вида деятельности. Отодвинул ее на другой край стола и накрыл шапкой.
— Вот, нашла! — радостно известила библиотекарь, возвращаясь из книгохранилища. — «Курс общей химии (неорганической)» Меншуткина Б. Н. тысяча девятьсот двадцать девятого года.
Книга писалась не один год, так что там вряд ли есть что-то интересное, появившееся за четыре года моего отсутствия, поэтому произнес с юношеским пренебрежением:
— Старье! Ладно, извини, что побеспокоил!
— Нет, что ты, у меня так мало читателей! — призналась она и предложила: — Заходи, когда будет возможность. Я поспрашиваю в других библиотеках города. Может, у них найдется что-нибудь новое по химии.
Ей так хотелось стать счастливой, завести своего летчика. Война повыбивает многих потенциальных женихов, на всех не будет хватать.
— Обязательно зайду, — пообещал я, зная, что такое не случится.
Зачем ломать ей жизнь⁈ Оставаться в СССР после войны я не собираюсь. Иначе дальше будет комната в коммунальной квартире, где придется общаться шепотом, чтобы соседи не подслушали, склоки на общей кухне, очереди в единственный туалет и женские трусы на радиаторе, как символ семейного счастья. Это не считая руководящей роли коммунистической партии, которая лучше тебя знает, что тебе надо, и за отказ от навязанного счастья оправляет в концлагерь. Если еще и дети появятся, сбежать будет практически невозможно. Одному бы выбраться.
17
Тринадцатого декабря вылетели на бомбежку десятью исправными самолетами. Через несколько минут три по очереди полетели в обратную сторону из-за технических
