не появилась на белом свете, если б каждая из нас не сумела. И ты сумеешь. Ищи». «Ищи» жестким приказным эхом рассыпалось по комнате. Праматери тесно окружили Дашу, будто пытались с ней сблизиться, стать сопричастными ей. Осторожно касались ее, ласково гладили плечи, руки, спину. Приятное тепло разлилось по ее телу. В дополнение Даше стало весело от их странного нелепого предсказания… и страшно от того, что, едва появившись, компания неожиданно исчезнет, оставив ее одной в холодной громадной незнакомой, затерянной во времени и странах комнате. Но женщины не исчезают, что-то ожидают.
Даша набралась решимости и с горечью бросила: «Раз уж на то пошло, где вы были, когда я оставила его в белой рубашечке мишенью на обочине?» Блекло-коралловый отсвет наполнил комнату, и Даша услышала в ответ: «Вспомни, как ты возвращалась к нему опять и опять, как не могла оставить одного на обочине… и все же ушла, не признав ни одно из этих предупреждений». Она услышала Ромино «… если никогда не уйдешь, то никогда не вернешься…» и с печалью она подумала «так никто никогда и не узнает первый закон времени».
***
Татьяна присоединилась к Сергею в поисках благополучного выхода из Дашиной рисковой ситуации. Голова матери семейства – лучшее место для рождения подобной восхитительной идеи, которая не только обеспечит Дашину безопасность, но и попутно поразит пару других целей.
– Чуешь, Даша, ядреный черт, эта шпана шуток не разумеет, – вступил Сергей.
Татьяна подхватила:
– Поедем с нами. Передохнешь чуток. День-другой. А понравится, то и дольше. Потом продолжишь. Моя сестра важный человек в районе, она и с билетом поможет. Успеется. Некуда тебе торопиться. Больно уж ты молода торопиться.
– Звучит привлекательно, но ждут меня. И как быть уверенной, что в следующем поезде не окажутся подобные типы? Здесь меня хотя бы знают. Даже без вас я все же не одна.
Звучал довод неубедительно, как ни старалась – и не только в ушах Татьяны с Сергеем, но и в ее собственных. Решение было принято без раздумий и колебаний, будто то был не наиболее верный, а единственно возможный путь в будущее. Пятачок – неизбежность прошлого, Гнусная Тройка – неизбежность будущего.
***
Почему она не приняла предложение Татьяны? На что рассчитывала? На случай? Какой? Сказочный? Романтичный? Что двигало ею? Азарт?
Игрок знает – проигрыш неминуем. Знает и вопреки тому продолжает игру. Потому что погоня-то не за выигрышем (в чем уверен дилетант), а за хмелем риска.
Замечал ли я когда-нибудь в ней азарт? Никогда, если под азартом понимать карты или рулетку.
Но азарт был. Научиться находить шанс в миллионе. И делать это придется не из книг и рассказов, И еще знала, что ей будет страшно, и чем может поплатиться, если допустит ошибку и не сумеет найти «как».
***
Мать семейства, вероятно, имела недостатки. Сдаваться после нескольких неудач – не был один из них.
– Сойдешь с нами в Георгиевске, – сказала Татьяна тоном, не позволяющим непослушания. – Потом незаметно пересядешь в третий плацкартный вагон. Спросишь проводника Геннадия Анатольевича. Скажешь, ты Даша. От Татьяны. С ним все сговорено.
– Как я вам благодарна! Сколько это стоило?
– Не твои проблемы. Дай только слово, что напишешь, когда доберешься до места.
– Напишу – не сомневайтесь. Даю слово.
***
Георгиевск оказался популярным пунктом назначения. Вагон почти наполовину опустел после того, как Даша, накинув на спину Надину котомку и, стараясь по возможности не отделяться от шахтерской семьи, вместе с ней и другими пассажирами сошла с поезда.
Дальним уголком глаз Даша видела, как тройка, протрезвев, присматривалась к происходящему.
В здании вокзала Даша распрощалась с шахтерской семьей, пристроилась у окна, наблюдая за поездом, который вот-вот начнет двигаться. Отражающиеся от окна солнечные блики надежно защищали ее от глаз снаружи, она же отчетливо видела, как тройка, покрутившись, нехотя вернулась в вагон, продолжая оглядываться, звериным чутьем улавливая притворность прощания Даши с поездом.
Даша обогнула здание вокзала и неторопливо, стараясь не привлечь внимание неосторожным движением, двинулась к новому вагону. Держась за поручни, прытко прыгая по ступенькам, скрылась внутрь. Услышала сзади:
– Компания треба? – развязно обратился к ней Вожак.
Без признаков приветливости или отчуждения, улыбки или отвращения, добродушия или злобности:
– Спасибо, я сама.
Даша тихо представилась проводнику. «Иди за мной», – сказал тот. Повернувшись, увидел мужчину, пробирающегося вслед за Дашей.
– А ты куда?
– В вагон, – неуверенно поджав губы, отозвался Вожак.
– А билет?
– Билета нет, – он виновато мотнул головой, нервно вздернул плечами и сконфуженно отвел глаза.
– Без билета нельзя, – категорически заявил проводник.
– Крале можно, а мне нельзя? – изменив взгляд, тембр и интонацию голоса, нагло прочеканил Вожак.
– Краля – не твоя забота, – не сдавался проводник.
– А чья? Нехай, начальника поезда?.. А?.. Так это я мигом сварганю, – угрожающе предупредил Вожак.
Проводник стушевался, остановился, достал из кармана помятый листок, деловито осмотрел его. Со словами «Жди здесь» ушел. Даша потеряла чувство времени. Ей казалось, что с того момента, когда в сопровождении Татьяны и семьи она вылезла из своего бывшего вагона, прошло не меньше двух часов. Поезд мог тронуться каждую секунду. Надо было что-то решать. «Досчитаю до семнадцати. По единичке за каждый год жизни и вернусь домой». На двенадцатом году вернулся проводник.
– Извини, девочка. Ошибочка вышла, нет у меня свободных мест
Даша вернулась в старый вагон по странной прихоти времени, расписания и надвигающихся событий как раз в тот момент, когда поезд начал двигаться. «Все верно. Мое место здесь» подумала Даша и начала взбираться в вагон с насыпи. Вожак грубо обнял ее сзади и начал медленно поднимать до уровня двери вагона.
– До видзеня, – многозначительно распрощался, хитро подмигнул и довольный собой тихо запел: «Картошку варить – надо не доваривать, баб любить – не надо уговаривать»
Эти несколько секунд отвратительной сцены должны были укрепить в ней страх, подавить отчаянием, опустошить надежду на благополучный исход. Не укрепили, не подавили, не опустошили. Во-первых, она знала, что время на ее стороне. И еще … что было, может быть даже важнее. В прикосновении Вожака она почувствовала нечто неожиданное. За грубостью он прятал страх. «Страх чего?!» Она и не ожидала получить ответ в тот момент, ей только надо было осознать вопрос. Много лет спустя она нашла ответ.
***
Оставалась единственная ночь до завершения (к этому моменту казавшегося бесконечным) бегства. Всеми силами она продолжала надеяться на то, что ближе к вечеру следующего дня поезд произведет последнюю остановку в пункте назначения. Оставалась одна последняя ночь. Допоздна боролась
