Он расположился за своим столом, слизнул с пальцев сахарную пудру и стал просматривать лежащие перед ним бумаги. За соседний стол уселся толстый мужчина средних лет с темно-коричневым лицом уроженца Центральной Америки. Надпись на его нагрудной карточке гласила: детектив сержант Флорес. Он сказал, указывая на остатки сахарной пудры на столе Дона:
– Ты же вроде никогда не жрал это дерьмо?
– Я жру любое дерьмо!
– Вот, что делает привычка лизать задницу начальству! Начинаешь жрать дерьмо!
Очень остроумно! Дон предпочел промолчать. Он, конечно, мог бы съязвить в ответ, учитывая, что именно Флорес слыл в отделе величайшим лизоблюдом и постоянно афишировал свое латиноамериканское происхождение, используя расовый козырь для продвижения по службе. Но Дону не хотелось затевать свару и портить себе день дворцовыми интригами. Поэтому он переменил тему и заговорил о деле.
– Та рука уже здесь?
– Оторванная конечность?
– Да.
Флорес посмотрел на какие-то бумаги, будто искал в них ответ на вопрос Дона.
– Еще нет.
– Известно, когда привезут? Флорес помотал головой.
– В течение дня.
Дон удовлетворенно кивнул. Его это устраивало, поскольку давало возможность завершить срочную бумажную работу. Он вообще относился к оформлению документации с большой ответственностью и гордился таким подходом. Слишком часто ему доводилось наблюдать, как отпетых злодеев отпускали на свободу всего лишь из-за неправильно заполненных бланков. Будто от этого они переставали быть злодеями! К примеру, какой-то отморозок подъезжает к твоему дому и открывает пальбу из пулемета по окнам. Затем по собственной воле признается в содеянном. А на суде его освобождают только потому, что недоумок-полицейский наделал ошибок при оформлении документов! Вот, что по-настоящему злило Дона! Поэтому он приучил себя не отрывать задницу от стула, пока не подготовит должным образом все необходимые бумаги. И если ему выпадал шанс упрятать каких-нибудь сволочей за решетку, они обязательно попадали за решетку и надолго оставались там, за решеткой!
Макс Ларга энергично стучал проволочным веничком, стараясь вбить как можно больше воздуха в яичные белки. Они должны загустеть, но не слишком, чтобы придать блюду нужную воздушность. Кроме того, необходимо сделать процесс приготовления простым, посильным для любой домохозяйки. Именно в простоте кроется секрет читательского успеха хорошей поваренной книги. Можно, конечно, составить подробное, до мельчайших деталей, описание последовательности хитрых приемов и замысловатых компонентов, но подобные инструкции никогда не будут продаваться. Если честно, именно по этой причине возникли проблемы с реализацией двух новых сочинений Ларги. Люди пугаются трудностей. Издатель шутливо обозвал Макса Джеймсом Джойсом среди авторов кулинарных рецептов и вычеркнул его самую последнюю книгу из плана публикаций.
В ответ Ларга обвинил читающую публику в филистерстве. Но больше всего его задело то, что люди с удовольствием приобретали сборник «легких и быстрых рецептов для гурманов» Марты Стюарт. В разговоре с Ларгой Марта назвала свою стряпню «элегантной простотой». Макс только рассмеялся, но на душе у него было горько. Ну, что понимают в элегантности домохозяйки где-нибудь в Коннектикуте или Нью-Джерси? Он-то поездил по миру, обедал в лучших ресторанах Европы! Знает вкус любого сочетания съедобных ингредиентов, известного кулинарам! Ему доводилось заказывать даже такое редкое блюдо, когда жареное утиное мясо продавливают через пресс, чаще используемый для приготовления обычного яблочного пюре, и то, что сцедится, подают в серебряной чашечке. Вот это действительно элегантно!
Ларга сверился со своими записями. Этот рецепт дал ему друг, знаменитый шеф-повар. А шеф-повара, по убеждению Ларги, только и заслуживают называться друзьями. Лишь они будут обращаться с тобой, как с особой королевской крови, задабривать дорогими винами и изысканными кушаньями. Имея таких друзей, ты окажешься среди избранных, в кругу посвященных. А в обмен от Ларги требовалось всего лишь сослаться на имя шеф-повара или название ресторана в своей еженедельной газетной колонке.
Он убедился, что сыр маскарпоне достиг нужной, комнатной температуры – самой подходящей для смешивания со взбитыми яичными белками. Ларгу беспокоило то, что сей ингредиент могут счесть слишком экзотическим. Не завернут ли его рецепте безапелляционной резолюцией: «Такого в Канзас-сити недостать!»? Он пожал плечами, решив, что до этого моста сначала надо добраться, а там он просто сожжет его за собой. Сейчас важнее узнать, получится ли по упрошенному рецепту съедобное блюдо. А после обеда наступит пора собираться на урок мастурбации.
Норберто ощущал себя в «хранилище» очень неуютно, а потому неохотно приезжал сюда и каждый раз старался убраться как можно быстрее. Не то, чтобы здесь действительно было неуютно. Наоборот, это был образцовый пригородный дом, целиком обставленный мебельным гарнитуром от Итана Аллена, и вообще, оборудованный и сданный «под ключ». Однако Норберто ненавидел сидеть на фирменных стульях, не высыпался на роскошной кровати и не мог избавиться от скованности в великолепных комнатах. Все здесь казалось ему нереальным, будто снилось. Дом являл собой воплощение грез любого мексиканца, живущего на Эль-Норте, а потому создавал впечатление подделки.
Этот район долины считался респектабельным и безопасным. Только Норберто не чувствовал себя в безопасности здесь, в Энсино. Ему мерещилось, что он торчит у всех на виду среди сплошь белых представителей богатой прослойки американского среднего класса, разъезжающих на элегантных внедорожниках, имеющих, как правило, не больше двух детей, и содержащих дома огромных псов. Он сам и Амадо представлялись ему, как две мухи на большом блюде с ванильным мороженым. Ему было неловко, когда общительные соседи ненадолго заходили в гости, приветливо здоровались и расспрашивали его, где он пропадал, чем занимался и тому подобное. На их месте Норберто постеснялся бы лезть в чужие дела. Подобные разговоры его очень напрягали, приходилось постоянно следить, чтобы не уклониться от вымышленной истории, которую Эстеван велел ему заучить назубок. Якобы Норберто и Амадо – двоюродные братья, владеют плантацией папайи на своем ранчо под Гвадалахарой и ездят по всем Соединенным Штатам, убеждая американский народ в превосходстве мексиканской папайи над гавайской.
Норберто меньше всего хотелось, чтобы его держали за какого-то долбанного торговца фруктами. «Мистер Мексиканская Папайя»! Карахо! Дерьмо собачье! Но то была легенда прикрытия, и именно так он был вынужден представляться и вести себя, когда наведывался в «хранилище». Потому что именно этот дом Эстеван облюбовал в качестве тайного склада для оптовых партий наркотиков, а позже стал прятать здесь огромное количество наличных денег, на которые они все безбедно существовали. Посторонние сюда не допускались; очень редко разрешалось переночевать кому-нибудь из подельщиков, приехавших издалека. И тем более они никогда не привозили в «хранилище» своих жертв, похищенных с целью выкупа или для пыток. Что подумают соседи, если услышат душераздирающие вопли?
