и я постаралась не вздрогнуть, не отшатнуться.
– Он пытается найти твоих родных, Уна. Ты должна отогреться. Иначе нельзя стать настоящей пряхой. Опасно. Не только для тебя опасно, для всего мира. Но он скоро вернется, теперь он знает, где искать. И если его там не убьют, то очень скоро ты будешь дома.
Часть вторая
Пряха Семи островов
– Вы должны знать, откуда произошли, мисс, – сказал учитель. – Иначе как вы узнаете, куда идете?
Терри Пратчетт. Маленький свободный народец
Когда происходят страшные трагедии, поиск виновных помогает избавиться от чувства бессилия.
Сильвана де Мари. Последний орк
Патанга
Патанга была пропитана ненавистью. Ненавистью к Империи Вандербутов, к тому, во что она превратила некогда цветущую землю островов. Войны, одна за другой, накатывали на острова, как огромные валы, сметая не только жителей и их судьбы, но и саму землю. Никто не мог объяснить, почему земля островов перестала плодоносить, старики верили в какое-то проклятие, те, кто помоложе, говорили, что она просто истощена пожарами и слишком уж обильно полита кровью защитников. Войны сменились голодом и бесконечной, как зубная боль, ненавистью.
Не сразу я поняла, что все семь островов такие. И только на Веретене мы жили и не знали ничего. У нас росли терпкие красные ягоды, голубоватый мох покрывал камни, стелился в холмах кустарник. Они росли сами по себе, никто за ними не ухаживал. На Патанге, как и на Элише, семена растений были главной ценностью. Все семена, что удавалось привезти на Патангу, выращивали в одном месте. Садовники заметили, что растениям лучше рядом друг с другом. Поэтому огромный остров выращивал один сад. Его хорошо охраняли, а садовники были самыми важными людьми.
Обо всем этом мне рассказал Ралус, пока мы с ним плыли на Патангу. Я смогла говорить, как только наша лодка оторвалась от берега, но молчала, потому что хотела, чтобы он рассказал как можно больше. Я заметила, что, если молчать, люди становятся разговорчивее, как будто если ты не можешь ответить им словами, то ты и не слышишь ничего. Так они часто выбалтывают даже то, чего не хотели говорить.
– На Патанге живет твоя тетя. У нее две дочери. Был еще сын, но он пропал, когда они с отцом… ладно, это не важно.
– Важно, – не выдержала все-таки я. – Все важно. Расскажи. Что значит «твоя тетя»?
– Это значит, что она сестра твоей матери.
Что такое сестра, я знала. Дочери Лурды были друг другу сестрами. Значит, женщина, живущая на Патанге, похожа на мою маму, у нее такие же волосы и глаза, они одинаково разговаривали, но кто-то из них был добрее, кто-то вреднее, они иногда ссорились и даже дрались, но всегда мирились потом.
– Твоя тетя… ее зовут Книта. Она очень любила твою маму. И очень ждет тебя. Поэтому я везу тебя к ней, Уна. Это опасно, но Хранитель холмов считает, что по-другому никак.
– Почему?
– Что?
– Почему это опасно?
– Нельзя, чтобы там, на Патанге, видели твои черные волосы.
– Почему?
– Там не любят тех, у кого черные волосы.
– Я могу побрить голову, как ты.
Парус захлопал на ветру, и Ралус прервал разговор, чтобы заняться им. Когда лодка выровняла ход, он достал из своего мешка чужие волосы. Они были белые и длинные.
– Вот, наверное, будет лучше, если ты будешь носить его всегда там, на Патанге. Это парик.
И он надел мне его, как шапку. В этой шапке было жарко, и я все время боялась, что она слетит. К тому же моя длинная коса не умещалась под ней, вываливалась.
– Можно мне убрать волосы совсем? Как у тебя? – жалобно попросила я.
Ралус рассмеялся:
– Первый раз вижу девочку, которая хочет быть остриженной наголо! Нет, милая, нельзя. У девочки должны быть волосы, а у тебя они такие красивые! Однажды… – он нахмурился, глаза его потемнели, будто он прятал от меня какую-то тайну. – Однажды люди перестанут судить других по цвету волос или глаз. Однажды все это станет неважным. И какой-нибудь парень, увидев тебя, подумает лишь: «Как она прекрасна!» – и ему будет все равно, из какого ты народа и чья ты дочь.
– А чья я дочь?
Я спросила это будто бы даже не у Ралуса, а у воды, у неба, у нашего паруса. Я боялась этого вопроса, я боялась ответа, я боялась рассердить его, но и хотела узнать. Больше всего на свете я хотела знать!
Но Ралус не ответил. Он опять не ответил! Он ушел на другой край лодки и крикнул оттуда:
– Смотри, уже видно Скользящую Выдру! К вечеру ты будешь дома!
Я никогда не узнаю правду.
Я смотрела на берега Скользящей Выдры. Поздняя осень окрасила их в этот хмуро-желтый цвет или они всегда такие? Я подумала, что скоро зима добредет от Ворот смерти до этих островов, что на Веретене уже очень холодно, а наш дом стоит без двери. Наверное, ветра проломили его крышу, растрепали мои сапоги и тетради старика… Какая-то непонятная боль вдруг скрутила меня. Мне захотелось туда, на край мира, и пусть я там никому не нужна, но я хочу снова пройти по своим тропинкам, я хочу набрать горсть красных ягод и съесть их прямо у четырех валунов, я хочу постоять у каменной груды, под которой лежит старик, хочу собрать на косе новые камешки… Куда Ралус везет меня снова? Меня передают из рук в руки, как горячий уголек, боясь обжечься, будто я чудовище или несу в себе все зимнее зло! Пусть бы я лучше уснула на Веретене тогда! Птица переступила с ноги на ногу и глянула на меня сердито. Слезы катились по моим щекам, очень холодные и большие. Ралус смотрел вперед и ничего не замечал.
Посреди Патанги высилась скала.
– Смотри, Уна, там, под этой скалой, добывают драгоценные камни. Раньше, до войны, Патанга была одной из самых богатых стран. Они торговали с Империей и продавали камни и ювелирные украшения невиданной красоты, а еще были искусными садовниками.
– А теперь?
– Теперь… теперь это унылый бедный остров, такой же, как и все. Ничего не осталось от их былого величия и богатства, все уничтожила война.
Я не знала, что такое война, не понимала, о чем говорит Ралус. Но почувствовала тоску и ненависть Патанги, как только моя нога коснулась этой земли. Мне захотелось обратно к Лите, к Элоис и даже к Хранителю холмов. Я задохнусь здесь! Птица с криком сорвалась с борта лодки и поднялась в небо.
– Она вернется, – успокоил меня Ралус. – Пойдем,
