полицейские, как правило, очень высокие.
Молодой Левин также заметил, что Америка — это «страна компаний», и даже бедный сапожник, чья мастерская занимала одну подвальную комнату, вывесил на стене объявление о том, что он «Brockton Shoe Repairing Company». Были и другие сюрпризы. На родине, в России, в обращении находилось несколько иностранных валют. Но когда Левин попытался оплатить проезд в трамвае десятикопеечной монетой, ему было отказано. Когда же он предъявил правильную сумму в американских деньгах, то с удивлением обнаружил, что ему не выдали билет. Вместо этого кондуктор просто дернул за цепочку и позвонил в маленький колокольчик. Более того, кондуктор не сделал ни одной попытки обмануть или завысить цену, даже не попытался получить взятку, как это было принято на родине. Он был поражен скоростью и эффективностью американских железных дорог. Поездка из Бостона в Канзас-Сити, как он узнал, занимает всего сорок восемь часов и предполагает только одну пересадку — в Чикаго. У себя на родине, чтобы преодолеть аналогичное расстояние между Вильнюсом и Оренбургом, требовалось шесть дней и не менее восьми пересадок на другой поезд. В поездах и трамваях он восхищался «двумя рядами кожаных ремней, висящих по обеим сторонам вагона для удобства стоящей публики», и добавлял: «Я не могу понять, почему у них дома не должно быть такого же полезного приспособления».
Левин нашел цены на одежду — «американская одежда лишена изящества и элегантности, но обеспечивает комфорт» — низкими по сравнению с ценами на родине, а арендная плата «не так высока, как кажется на первый взгляд».
Он отметил, что в большинстве американских школ преподают женщины, а не мужчины — «старые служанки с добрым сердцем, но некрасивой внешностью», а когда он наконец набрался смелости и попытался поступить в государственную среднюю школу, чтобы улучшить свой английский, то с удивлением обнаружил, что директор, который проводил с ним собеседование, был человеком, одетым в обычный деловой костюм, а не офицером в военной форме. Пожалуй, самым удивительным открытием Левина стала система американских публичных библиотек. Здесь он обнаружил, что после заполнения простой анкеты ему выдаются две карточки — одна для художественной литературы, другая для нехудожественной — сроком на четыре года. С ними он мог брать сколько угодно книг «без единого пенни», и оставалось только удивляться, «как это возможно, что не нужно вносить деньги». Он увидел, что за стопками книг не патрулируют полицейские, что «за тобой не следит ни один подозрительный глаз», а некоторые посетители библиотеки настолько расслаблены обстановкой, что даже спят в своих креслах. С другой стороны, он был разочарован тем, что девушка, выдавшая ему читательский билет, оказалась неграмотной. Она спросила его, как пишется его имя. «В нашей стране, — сказал я, — девушка, которая не умеет писать, не может занимать такую должность». Левин спросил об этом своего друга Хаймана, и Хайман подтвердил, что многие высокопоставленные американцы не умеют писать по буквам. Врач, к которому Хайман обратился по поводу ревматизма своей жены, также попросил его произнести по буквам свое имя. «Только представьте себе, — писал Левин в письме домой: «доктор, университетский человек, а не может произнести по буквам».
Каждый день происходили новые курьезы. Как и большинство русских эмигрантов, Исаак Левин никогда не видел негров. Но здесь, — писал он, — «везде встречаешь цветных, и, кажется, их больше, чем белых. Большинство из них очень бедны и невежественны». Он также обратил внимание на странную практику американских мужчин, связанную с их ногами. Сидя в трамвае или за столиком в ресторане, мужчины подтягивали брюки у колена, обнажая гораздо больше лодыжек и икр, чем это было бы допустимо на родине. Мужчины также не стеснялись подтягивать брюки, откидываться в креслах и закидывать ноги на столешницу или подоконник — за такое поведение в России их бы арестовали. Левин долгое время завороженно наблюдал через открытое окно за человеком, который сидел за окном, положив ноги на подоконник. Верхняя часть его тела была скрыта за газетой, которую он читал, и, когда он читал, его тело как бы раскачивалось вперед-назад. Позже Левин нашел объяснение этому необычному движению — американское изобретение под названием «кресло-качалка».
Левина впечатлил тот факт, что в каждом американском доме, «кроме очень старых», есть ванная комната, но другие удобства были более примечательными. Например, в России ему рассказывали, что все американские дома освещаются электричеством. Но в Нью-Йорке он обнаружил, что самые бедные дома по-прежнему освещаются газом. Хотя ему показали, как зажигать и гасить газовую лампу в своей комнате, он также слышал, что многие американцы совершают самоубийства, принимая газ. Опуская лампу, он более чем нервничал: «Этот опасный [эфир] течет в трубе неподалеку от моей кровати».
Левин также не был готов к тому, что американцы привыкли жевать резинку. Сидя в трамвае рядом с молодой женщиной, которая «делала странные движения мышцами рта», он задался вопросом, «какой болезнью рта она страдает». Узнав, что американцы жуют резинку для удовольствия, он не был обескуражен. Не меньшее впечатление произвело на него и употребление американцами табака: «На каждом шагу вы встречаете трубку, торчащую изо рта почтенного гражданина, обыкновенную трубку, при виде которой порядочные люди у себя дома пришли бы в ужас». Из американской еды на него произвели впечатление яйца, которые, как он обнаружил, «совершенно овальные, и если вы обладаете такой устойчивостью в руке, то их можно заставить стоять прямо на любом из концов», чего нельзя было добиться от маленьких круглых яиц в России. Что касается американских питейных привычек, то Левин придерживался двоякого мнения. Он жаловался, что «водки, настоящей, крепкой водки, по которой так тоскуют сердца некоторых наших соотечественников... здесь не найти». С другой стороны, признавая, что «американский пьяница обычно мирный голубь», он в то же время находил, что «более отвратительно видеть это у хорошо одетого, цивилизованного человека, чем у оборванного, неграмотного крестьянина», и был потрясен количеством салунов — «некоторые улицы буквально усыпаны ими» — и тем, что ему говорили, что американское потребление алкоголя «бьет российское». Он добавил: «Люди начинают осознавать огромный вред, наносимый алкоголем, и движение за запрет алкоголя набирает силу».
Очевидно, что Исаак Левин был достаточно стойким молодым человеком, который быстро научился воспринимать особенности Нового Света и смотреть на вещи с другой стороны. Проезжая мимо американской школы, он заметил, что она «довольно большая, окружена просторным, чистым двором, но выглядит безобразно». Оно напоминало ему «тюрьму дома или солдатский дом». Но над ним «развевался американский флаг... и мои эстетические чувства были полностью
