В толпе выделялся суровый старик в форме войск Андерле, которого сумятица вокруг Меченосца явно забавляла. Лишь он встретил взгляд Готфрида, не отвел глаз. Могучий, властный человек. Кто такой? Короли с ним на равных, и это при том, что на империю привыкли посматривать свысока, втайне, конечно, ей завидуя. Может, общая угроза понудила снова признать Андерле средоточием знания и мастерства, отдать ей главенство?
Сам не понимая зачем, Готфрид кивнул офицеру. И, высказывая наболевшее, обратился к нему.
— Мы прибыли сюда из окрестностей Катиша, столицы королевства Гудермут, подписавшего прошлой осенью на совете в Торуни союзный договор. Документ этот был подтвержден недавно в Бевингло. Возможно, мы обманулись, ведь мы слишком молоды и неопытны. Возможно, от наших глаз ускользает что-то важное. Но в нашей юношеской горячности мы вообразили, что, в то время как вражеская армия осаждает Катиш и опустошает окрестности, за границей Бильгора те, кто поклялся помочь Гудермуту, отдыхают, утоляя жажду изысканными винами и развлекаясь с разодетыми в шелка куртизанками. Повторюсь, мы весьма неопытны, нас легко обмануть. Кимах Фольстих, величайший из королей, ты где? Где тот, кто обязался защитить мое королевство?
Королем Фольстихом никто себя не признал, хотя и он сам, и множество бильгорских придворных находились в зале.
Готфрид сам удивлялся силе и глубине своего голоса, энергии вложенных чувств, а ведь язык, на котором решил обратиться к собранию, он знал лишь кое-как. Древнепетралийский, язык мастерства и знания, Плаен преподавал самозабвенно и всегда отчаивался от того, как ученики увечат слова. На нем изъяснялись во времена золотого века Андерле и Бессмертных Близнецов. С тех пор он стал церемонным ритуальным наречием, языком дипломатии, используемым, когда обычный казался неподобающе неточным или грубым. Заговорить на древнепетралийском первым в виду тех, кто превосходит тебя рангом и положением, считалось без малого оскорблением.
— В Гудермуте вино превратилось в уксус, шелка разорваны в клочья. Красивейшие женщины королевства рыдают у ног захватчиков, а мужчины вопиют: где же братья, обещавшие в Торуни помощь и поддержку? Где же мечи и копья, столь дерзко потрясаемые тогда? Самые мудрые, бывалые воины, сражавшиеся за других правителей в чужих землях, знающие обычаи союзов, говорят им: «Держитесь. Терпите. Друзья собирают силы, друзья придут». Но даже испытанные рыцари теперь засомневались.
Готфрид медленно обвел взглядом собравшихся, едва ли встревоженных его гневной речью. В их глазах ясно читалось: ты, парень, всего лишь человек, пусть и с Великим мечом.
Из глубины сознания вдруг вынырнуло: это же чужие слова! Продуманные, сказанные много лет назад Оберсом Леком на подобном совете, а теперь всего лишь подхваченные и переведенные. Хоть сам не верил и толком еще не ощутил, но Готфрид уже становился кем-то гораздо могучее простого смертного — тем, кто вобрал опыт и знания множества человеческих жизней. Оставалось только научиться заглядывать в память убитых, черпать учение из нее.
Кимах Фольстих, на чьи плечи юноша поспешил взвалить вину за беды Гудермута, предводительствовал собранием — ведь и войска встретились на его земле, в Бильгоре, и союз держался в большой степени на нем. Кимах встал, выждал паузу в разгневанном ропоте и заговорил — тоже на древнепетралийском.
— А ты кто, явившийся к нам незваным и взявшийся судить королей?
Быстро он опомнился! Его ответ успокоил и прочих, посмотревших на Меченосца уже не со страхом, а с негодованием. Один же из орденских магистров, тучный мужчина в красных одеждах, глядел на зачарованный клинок со страстью, почти непристойной.
— Мой слуга расскажет, — обронил Готфрид, упершись взглядом в толстяка.
Вот так было и с Туреком Арантом: наивернейшие, наинадежнейшие соратники равно жаждали завладеть мечом. Воин пережил множество покушений, попыток кражи. Он не доверял никому, кроме Рогалы, и это в конце концов его погубило.
Гном ответил королю с презрительным фырканьем. По его мнению, бильгорцы просто убивали время. Затем коротышка подошел к низенькому столу рядом с колдуном, пожиравшим глазами Добендье, отпихнул какую-то женщину, уселся на пол, цапнул кусок жареной курицы и принялся поедать. Толстяк побагровел.
Тайс, сверхъестественно проницательный, точно выбрал мишень для оскорблений — магистра Красного ордена Гердеса Мулене, самого злокозненного и жестокого за всю историю Братства. О его высокомерии и коварстве ходили легенды, а слухи об интригах и расправах, передаваемые главным образом шепотом, разносились по всему Западу. Враги из Красного ордена, пытавшиеся встать на его пути, умирали жуткой смертью. По-своему Гердес Мулене был столь же амбициозным, как миньяк Вентимильи, хотя слабее и разумом, и душой. Принести те жертвы ради власти и силы, какие принес Алер, Гердес не смог. Маг он был не блестящий, зато умел понудить талантливых и сильных, хотя и не столь корыстных, волшебников колдовать за него. И не прочь был присвоить чужие лавры.
В Братстве оставалась последняя ступень власти, еще не завоеванная Гердесом, — главенство над всеми пятью орденами. Никто, а в особенности нынешний Верховный магистр Клуто Мисплер, не сомневался: Мулене твердо решил занять высший пост. Но правитель Андерле Эльгар был другом и соратником Мисплера. И тот и другой обитали в древнем Сартайне, имперской столице с незапамятных времен. Эльгар — в своем дворце, Клуто — в Высокой Башне, огромном роскошном замке, символе и средоточии силы чародеев. И двор правителя, и Высокая Башня давно приготовились к отпору, но Гердес всех озадачил. Он вдруг вовсе отрешился от амбиций, предался роскоши и теперь отзывался о господстве над орденами с презрением и насмешками.
Ухватив нож, Тайс Рогала подцепил кусок посочней прямо с тарелки толстяка. Тот потянулся к нему, и тут гном всадил лезвие в стол прямо меж полных пальцев.
— Эй, куда полез?
В ответ — ни звука. Готфрид ухмыльнулся. Умеет же нахамить!
Офицер в форме Андерле расхохотался и приветливо кивнул, когда юноша посмотрел в его сторону. Император Эльгар Четырнадцатый недолюбливал Гердеса Мулене, заглядывавшегося, по слухам, и на его трон.
Великая мечта еще жила в Сартайне. Там по сю пору верили, что когда-нибудь золотой век вернется. Да и в сердцах большинства власть имущих греза эта не гасла. Престол оплетали несчетные интриги, рожденные надеждой породить новую сильную династию и добиться былой славы.
— Так где же союзники, обещавшие столь много и громко? — проревел Готфрид во всю глотку.
Он еще надеялся, что свары, склоки и личные счеты могут быть забыты перед лицом общего врага.
— Господин Меченосец, две когорты Олданской гвардии сейчас в Катише, — любезно ответил имперский офицер и улыбнулся, видя ошарашенные лица участников совета.
Олданская гвардия, названная так потому, что в древности правители набирали в нее северных варваров, служила ударной силой Андерле, ее лучшим войском. О свирепости этого подразделения слагали легенды, его мастерство повсюду уважали. Хотя империя и ослабла, соседи редко с ней задирались.
