уместно, как смокинг на статуе Ленина.
Тяжелая дверь со скрипом подалась и пропустила нас в «предбанник» ресторана, оформленный вычурным резным деревом. Декор был еще советский, уже изрядно потрепанный. Кое-где на панелях я наметанным глазом увидел даже следы от пуль.
Обшарив взглядом помещение, я с радостью обнаружил нужный значок из двух схематичных человечков — один с прямоугольным тельцем, а второй — с трапециевидным.
— Давайте шустрее, братва, — скомандовал я, указав рукой направление. — Пока они не опомнились.
И группа «Папоротник», потряхивая хайром, замедленной рысцой пересекла фойе. Под обалделым взглядом сонной гардеробщицы.
— А вы кудааа? — сиреной взвыла она. К счастью, в этот момент дверь за последним музыкантом захлопнулась.
— Сударыня, все в порядке, — улыбнулся я. И вполголоса добавил. — Мы по договоренности с Иваном Степановичем…
— С каким еще Иваном Степановичем? — квакнула она.
— Как, вы не знаете Ивана Степановича? — я округлил глаза.
— Дак это… Меня не предупредили… — она захлопала глазами. А потом высунулась из своего окошечка и заголосила. — Миша! Миииша!
Эх, вот только Миши нам здесь не хватало… Что еще, блин, за Миша? Вышибала?
Вообще, Света, конечно, молодец. Своди их, говорит, в «Киневские зори», а то у нас Гусь обблевался и унитаз разбили. А ничего, что «Киневские зори» были рассадником всякого криминала, еще когда вся страна хором пела про нерушимый Советский Союз и шутила шутки про брови Брежнева? Лучше бы уж в кустах поссали, там хотя бы пулю не словишь. Наверное.
— Что за дела? — из звенящего бокалами и грохочущего очередным попсовым хитом в исполнении лабухов местного разлива зала вынырнул куцый дядечка в черном костюме и косо сидящей бабочке. Залысинки почти до затылка, пузико, стыдливо прикрытое едва сходящимся пиджаком. Явно не вышибала, а какой-нибудь администратор. — Лариса Геннадьевна, из-за чего шум?
— Совершенно без причины, — я шагнул ему навстречу, пока она не успела начать жаловаться. — С видными деятелями культуры случился небольшой конфуз, вот и пришлось воспользоваться уборной вашего прекрасного заведения. Можно сказать, вы спасли светило мировой величины.
— Да что еще за… — гардеробщица советской закалки от возмущения даже задохнулась.
— Вот скажите, Михаил… как вас по отчеству? — я доверительно приобнял лысеющего администратора.
— Георгиевич, — машинально ответил он, разглядывая меня с непередаваемым выражением лица. Вообще его можно понять. Если бы ко мне какой-то юный говнарь полез обниматься, я бы тоже обалдел. И даже не сразу бы его стукнул.
— Михаил Георгиевич, вы мечтали в жизни совершить что-то великое? — подражая напевной речи очкарика спросил я. — Прикоснуться, так сказать, к прекрасному? Спасти культурное наследие или оставить свой след в искусстве?
— Я не понимаю, — он часто-часто захлопал глазами и попытался снять мою руку со своего плеча. — Что вы мне голову морочите?
— Там в туалете… — начала махать руками гардеробщица.
— Однажды великий учитель дон Хуан подошел к реке, — заговорщическим тоном заговорил я в самое ухо не успевшего опомниться Миши. — А на берегу сидело три рыбака. Один кидал в воду камни, второй разглядывал в воде свое отражение, и только у третьего была в руках удочка. Увидели они дона Хуана, пали ниц и вопросили, заламывая руки. «Это плохая река, великий учитель! Здесь нет рыбы! Мы останемся голодными и умрем в нищете!» Развел дон Хуан руками, расступились речные воды, а на дне рыбы лежат. Хвостами шлепают и ртами делают вот так: «Уоп! Уоп!» Закричали тогда рыбаки: «Рыба! Рыба!» и бросились вперед, чтобы собрать улов голыми руками. Хлопнул дон Хуан в ладоши, воды сомкнулись.
Я сделал короткую паузу, чтобы перевести дух. Главное, не заржать сейчас. Какую чушь я несу, просто жесть! Кажется, я надышался парами тех веществ, которые принимает «Папоротник» в свободное от выступлений время. Но мне нужно было что-то говорить, чтобы склочные церберы ресторана не кинулись выгонять наших московских звезд из сортира ссаными тряпками. А для этого надо было завладеть их вниманием. То есть, что-то болтать.
— Вы думаете, дон Хуан хотел убить этих несчастных? — я со значением поднял палец. — Конечно же, нет! Эта река была совсем мелкой. И сомкнувшиеся воды едва доходили им до пояса. «Идиоты! — сказал дон Хуан мокрым рыбакам. — Я вовсе не собирался делать за вас всю работу, я просто показал вам цель!» Развернулся и ушел. А три рыбака еще долго бежали за ним, оставляя на дороге мокрые следы…
— Это шедеврально… — завороженно произнес очкарик, стоя в дверях туалета.
— Да кто вы вообще такие? — завопил администратор, отталкивая меня. Тут я не выдержал и заржал.
— Быстро убирайтесь отсюда, я сейчас охрану позову! — рвал и метал Миша. Из дверей сортира выскочили волосатики из «Папоротника». Может они и выглядели слегка не от мира сего, но они все-таки были рок-музыкантами еще со времен Советского Союза. Так что команду «быстро линяем!» понимали на отлично. Погогатывая и подскакивая, они обошли бушующего и истерящего Мишу, каждый скорчил рожу гардеробщице, и все толпой вывалились на темную улицу. Я покинул помещение последним. Мельком отметив, что из туалета выползают струйки дыма с подозрительно не табачным запахом.
— Прошу прощения за беспокойство, — отвесив шутовской поклон изрек я, и быстро захлопнул дверь.
— Вы там накуривались что ли? — спросил я.
— Понимаешь, Велиал… — очкарик положил руку мне на плечо. — Когда мы зашли в это вражеское место, я понял, что должен… нет, просто обязан оставить здесь какой-то след. Опускаться до пошлости и писать на стенах — моветон.
— Кроме того, у нас не было с собой краски, — добавил второй.
— Ах да, понял, — я покивал. — Это была не накурка. Это был своего рода ритуал очищения сортира «Киневских зорь» от скверны попсы!
— А ты прикольный, — с уважением сказал очкарик, когда мы отсмеялись. — Как называется твоя группа?
— Ангелы Сатаны, — ответил я. — Мы выступаем во втором отделении.
— Знаешь, Велиал, если бы я был просто вежливым лицемером, я бы сказал, что обязательно послушаю вашу музыку, — заглянув прямо мне в глаза, вкрадчиво произнес очкарик. — Но я честный человек, и не смогу врать даже повелителю лицемерия. Ко второму отделению я собираюсь быть уже в полностью измененном состоянии сознания. Так что…
Он многозначительно переглянулся с остальным «Папоротником». Потом опять заглянул мне в лицо.
— Мы продолбались с билетами на поезд, так что останемся в Новокиневске еще три дня, — сказал он почти нормальным голосом. Без завываний и сказочности. — И один местный художник устраивает нам квартирник послезавтра вечером. Только для своих и проверенных. И я официально приглашаю тебя, Велиал, к нам присоединиться.
— Одного? Или с моей группой? — спросил я.
— Это уж ты сам решай, — очкарик покровительственно похлопал меня по плечу. — Тебя я буду рад видеть, мы с тобой явно на одной волне. А брать или не брать с собой кого-то… Подумай сам. Если думаешь, что им кто-то будет рад, то бери.
