полуподвале. Но тоже, в общем-то, очень даже неплохо. Конечно, после собственной квартиры, где все свое, где нет соседей, так жить как-то и стремно, но тоже можно. А еще больница стала для меня неким переходным этапом от комфорта, к аскетизму. Хотя, не такой уж и аскетизм. Вон, в армии нас в одной казарме жило сразу восемьдесят душ, а туалет на улице, куда приходилось бегать в любую погоду, а душа вообще не было, только баня по субботам.
Но что хорошо, так это то, что у меня нет соседа. А то место напротив, где могла бы стоять чужая кровать, занято книжными полками. Их у меня целых две.
Не поленившись, встал и пошел осматривать свое главное богатство.
Книги всю жизнь были моей слабостью. Читать любил с детства, да и все в моей семье читали. У мамы любимой книгой были «Два капитана», а у отца «Угрюм-река». Я, к своему стыду, «Угрюм-реку» так и не сподобился прочитать. Может, хоть теперь наверстаю? А ведь у родителей было только начальное образование, и они всю жизнь проработали в колхозе. А вот книги оба любили и покупали. И я сам, будучи школьником, тратил на книги свои карманные деньги, а позже — часть того, что получал за работу в колхозе.
Вон, на моей полке стоят кое-какие книги, которые приобрел сам, а еще те, что с разрешения родителей уволок из отчего дома. А ведь эти книги, только немного потрепанные, с пожелтевшими страницами до сих пор стоят в моей библиотеке.
Сейчас странно видеть тома, изданные в шестидесятые -семидесятые годы с белыми страницами, с почти новыми переплетами. Вон, Александр Дюма и его «Три мушкетера». Детская литература, "Библиотека приключений и научной фантастики«.Сейчас-то у нее самодельный переплет, изготовленный моими собственными руками, кое-каких страниц не хватает. Купил я ее по случаю. А уж как именно — даже рассказывать не стану. Есть еще Сервантес, «Айвенго» Вальтера Скотта. Сборник рассказов Белова, томик Рубцова. А это уже из отцовских приобретений. Трехтомник Михаила Михайлова, Лесков, поэмы Некрасова. Любимая серия ЖЗЛ. Здесь у меня только биографии Жюля Верна и Мольера (кстати, написана Булгаковым), потом наберется на три полки, а теперь, вроде бы, уже и четвертая на подходе.
Со временем библиотечка станет пополнятся, превратится в библиотеку. Даже теперь, когда пришла эпоха электронных книг, то все равно отдаю предпочтение бумажным. Не знаю, что станет с моей библиотекой после меня — сохранят ли жена и дети книги, но это уже неважно.
Только что промелькнувшая мысль удивила. Я что, подсознательно уже смирился с невозвратом? От тяжёлых дум меня отвлёк мой пустой желудок, давно сигнализирующий, что соловья баснями не кормят. Можно сбегать (в смысле — тихонько спуститься) в общежитский буфет, но хотелось чего-то более основательного, чем чай с ватрушкой. И я решил сходить в «Алёнку», что в конце улицы Ленина, благо недалеко. Так, а деньги где? — Вечный вопрос! В общежитии деньги должны быть надёжно спрятаны, иначе это общественное достояние. И хоть жил я в комнате один, правило оставалось в силе. Смутно помнилось, что я их куда-то прятал. Вопрос, куда? После некоторых логических умозаключений я выбрал Дон Кихота. Ни разу не помню, чтобы кроме меня этой книгой ещё кто-нибудь интересовался. Так и есть: вот он, трёшничек. Я полюбовался давно забытой зелёненькой купюрой, с умилением прочитал первую из множества надписей: «три карбованцi» и отправился чревоугодничать. Более-менее приноровившись к ходьбе, понял, что передвигаться могу и на расстояния побольше. Бок побаливал, но жить не мешал.
И только я выбрался из дворов на тротуар, как сердце моё пропустило удар, а потом ещё один — по противоположной стороне улицы шёл мой будущий закадычный друг — Толян Громов. Это он в своё время потянет меня в ОБХСС, куда перейдёт сам чуть ранее. Это он, имея шило в известном месте, умчится куда-то на север за должностью начальника уголовного розыска. Это он, вернувшись через пару лет, потому что «с лопарями каши не сваришь», будет рассказывать о своей секретной командировке в Таджикистан для борьбы с наркодельцами, а ему никто не будет верить. Это он без отрыва от службы в милиции станет почти фермером и на вопрос, как обстановка, будет отвечать: да вот, овца объягнилась, а я на дежурстве. Это он скоротечно уйдёт из жизни неоправданно рано. И окажется, что в Таджикистане он всё-таки был, но это уже будет неважно. А я ничего этого и знать не буду, потому что после крепкой дружбы пути наши к тому времени разойдутся.
А пока мы были просто сослуживцы — и не более. И участок мой был далековато от зоны инспектора уголовного розыска Громова. Поэтому Толя почти безразлично махнул мне рукой издали и продолжил свой путь. Я тоже махнул ему, а в голове беспорядочно крутились мысли, что так и до «кондрашки» недалеко, и сколько ещё таких встреч будет, и что мне со всем этим делать.
В столовой было прохладно и почти пусто — обеденный перерыв у людей давно закончился. С его завершением улетучились и все аппетитные запахи, да и были ли они? Под парочкой столов сиротливо стояли сосуды из-под того, что «приносить с собой и распивать строго воспрещается». Некоторые столы ещё терпеливо дожидались, чтобы их протёрли. Честно говоря, не айс, как говорили приверженцы пока ещё не известной советскому народу жвачки «Стиморол».
Я взял щи, котлетку с пюре (собственно, выбора уже не осталось), два кусочка хлеба и чай и уложился в полтинник с небольшим (не рублей — копеек). Прислушался к своим ощущениям — обычная еда, только бы погорячее. А вот чай подкачал. Сода, которую, как мне было известно из дальнейшей жизни, столовские работницы нещадно валили в этот напиток «для цвета», создавала иллюзию крепкой заварки, но напрочь убивала все чайные ароматы.
Я обедал и вспоминал недавно увиденного Толика. В ОБХСС его сразу невзлюбили товарищи по оружию, записав в выскочки. А что Толя делал? — Вот так же приходил в столовку, заказывал второе, а после того как на кассе ему пробивали чек, доставал «корочки» — контрольная закупка! Всем стоять и бояться! После перевешивания котлетка оказывалась чуть легче, чем указывалось в калькуляции, а пюрешки чуть меньше, ибо в какой же точке общепита может быть иначе? Набиралось копеек на пять недовложения. Оставалось приложить несколько бумаг и вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела (мы же не звери какие, не в тюрьму человека, а только в
