скажи что-нибудь. Скажи, что ты не всегда напыщенный, самовлюбленный санорец. Скажи ей спасибо за то, что заботится и не дает умереть».
— Землянка, не спишь?
— У меня имя есть.
— Знаю. Так ты не спишь?
— Чего хотел?
— Обнимешь меня?
— Тебя? Нет конечно!
— А мне можно?
Алина задумалась на секунду, подбирая слова поприличнее:
— Только через мой труп.
— Ты и правда так сильно меня ненавидишь? — мужчина повернулся на спину, чуть не навалившись на напряженную девушку.
— Блин, Вилат, я минуту назад проснулась, дай в себя прийти. Давай ты завтра свои гадости наговоришь. У меня нет сил отвечать.
— Разве желание обнять — это гадость? Я тебя унижаю своей просьбой?
— Нет, но меня вполне устраивает, что мы друг друга недолюбливаем. Для выживания совсем не обязательно обниматься. Так что просто спи.
Тишину челнока нарушил глубокий вздох эрлинца. Его всегда устраивало холодное отношение, причем как он сам не стремился заводить дружбу с кем-то, так и с ним не спешили заводить отношения. Разве что прекрасные девушки Нового Санора из кожи вон лезли, чтобы попасть в закрытые покои. Но не к Вилату, а к его власти. Лучше жить и питаться, пользоваться уважением в их небольшом обществе. Ради такого можно и переспать с бесчувственным, а порой и просто хамоватым главой почти погибшего государства. Спрятать свою неприязнь поглубже, растянуть соблазнительную улыбку и прыгнуть в холодные объятия.
Еще вчера Вилата вполне устраивали такие отношения. Но появилась землянка и что-то пошло не так. Она заботится о мужчине не потому, что он какой-то там глава. А просто потому что рядом. Ненавидит, но все равно заботится. Она знает и может сделать то, что не может Вилат. Это что же получается, они местами поменялись? Теперь Алина глава, а он должен наигранно улыбаться, чтобы получить кусок еды и место на полу челнока? Или же она преследует скрытые цели?
— Землянка, почему ты мне помогаешь?
Вопрос поставил девушку в тупик. Она даже приподнялась со своего места, чтобы обернуться и разглядеть лицо соседа.
— В каком смысле?
— В самом обычном. Ты же можешь просто бросить меня в воду и без особых проблем прожить на этой планете сколь угодно долго.
— Поверь, мысль такая была. — Алина попыталась перевернуться на спину, но места было так мало, что пришлось навалиться на мужчину половиной тела.
— Почему тогда не убила?
— Не на кого будет срываться. А ты идеальный вариант.
— Только из-за нашей неприязни?
— Нет, ты еще смешно лицо морщишь, когда нечем ответить.
— Я тебя веселю?
— Ага. А еще я не смогу без тебя взлететь, потому что понятия не имею, что делать с челноком. Так что мы пока нужны друг другу. Но не переживай, если выберемся отсюда, я буду держаться от вашего Санора как можно дальше. Как, надеюсь, и ты от Лиина или Земли.
— Получается, ненависть помогает нам выжить? — Вилат усмехнулся и осмелился повернуть голову к землянке. — Тогда понятно, почему ты не хочешь обниматься.
— Я не хочу обниматься, потому что ты мне не нравишься. И никаких других смыслов нет.
Алина демонстративно отвернулась от назойливого эрлинца. Что за глупые разговоры! С каких пор высокомерный Вилат, который с первой же секунды знакомства вел себя, как последний говнюк, вдруг требует объятий и долгих разговоров перед сном? Дошло, наконец, что сдохнет без землянки?
Девушка тщетно пыталась выкинуть из головы мысли об объятиях, но они поглотили разум целиком, отогнав остатки сна. Обнять мужчину, лежать на его груди и слушать, как бьется сердце — все это было сто лет назад, на Лиине. Тогда Алина утопала в объятиях файхонца Мея и безграничная вселенная сжалась до размеров лиинской комнаты. Сильный, привлекательный и опасный мужчина, готовый защищать важную землянку ценой своей жизни. Жаль, что все это осталось в прошлом. Многие вещи можно вернуть, даже здоровье, благодаря технологиям Альянса. Вот только время не повернуть вспять, как и не вернуть любимых людей, растворившихся в бесконечном беге часовых стрелок.
— Все земляне такие? — неожиданно спросил Вилат, разглядывая солнечные лучи, прорезающие челнок сквозь прозрачную стену.
— Какие?
— Бесстрашные и с кучей идей в голове.
— Каких именно идей?
— Найти еду, развести огонь, натаскать травы в челнок, чтобы было мягче спать.
— Наверно. Не знаю. Думаю все жители планет учатся приспосабливаться к меняющимся условиям, иначе вымрут. Ты не понимаешь, потому вырос на космической станции. У вас всегда тепло, светло и не надо заботиться о выживании.
— Ты ошибаешься. О выживании мы каждый день думаем. Особенно я и Шини.
— Завтра расскажешь.
— На этой планете нет завтра, — усмехнулся Вилат, — тут вечный день. Пока ты спала солнце едва перешагнуло за горизонт. И на улице жара невыносимая.
— Жара — это хорошо. Значит ночью не замерзнем. Но все равно никаких обнимашек. — пробормотала девушка, проваливаясь в дрему.
Проснувшись, Алина все еще думала об объятиях. Не только с Вилатом, а вообще. Ведь это же нормально — тянуться к другому существу, чувствовать его тепло и отдавать свое. Объятия делают любые отношения крепче, будь то дружба или страсть.
Но только не с Вилатом.
Напыщенный, самовлюбленный придурок, для которого в мире существует только он сам и его желания. Обниматься, блин, захотел. Как только этот эгоист услышит первые звуки спасательного маяка (если услышит, конечно), то опять превратится в наипоганейшего представителя эрлинцев, которого должны обожать и бояться только потому, что он один из двух правителей.
Кстати, а где он сам?
Алина, морщась от яркого света, вышла из челнока. Солнце было в самом зените, изжаривая сухую землю. «Ничего не поменялось», — проворчала девушка под нос.
В это время Вилат стоял у самого края пруда, закидывая удочку в воду. Рыбачил он впервые в жизни, так что движения были как у ребенка, тайком взявшего отцовский спиннинг.
— Ну как улов? — усмехнулась Алина, устраиваясь у потухшего костра.
— Я не понимаю, как ты это делаешь! — раздраженно прорычал Вилат и демонстративно бросил удочку на землю. — Рыба не хочет лезть на крючок! Причем вижу, что кто-то плавает рядом, но как только я кидаю конец, она уплывает.
— Ну ты еще по воде палкой побей, вообще всю рыбу испугаешь.
— Нет, землянка, это значит, что за еду отвечаешь ты.
Вилат даже не подумал
