Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Майлз как раз собирался предложить Пиму бросить валять дурака и провести остаток ночи на крыльце, когда тишину разорвал пронзительный, нечеловеческий крик.
Он доносился с улицы.
– Лошади! – С колотящимся сердцем Майлз рывком вскочил с матраса и скользнул на лестницу. Пим обогнал его, спрыгнув с чердака прямо вниз, упруго приземлился и первым очутился в дверях. Там он, охранник до мозга костей, обернулся и попробовал запихнуть Майлза обратно в дом. Майлз чуть не укусил его.
– Иди, черт тебя побери! Я вооружен!
Оставив свои благие намерения, Пим выбежал во двор. Навстречу им из темноты шарахнулось какое-то массивное фыркающее существо; это вырвалась на свободу соловая. Ночь вновь разорвал вопль, донесшийся оттуда, где были привязаны остальные лошади. Пим бросился к коновязи.
– Дурачок?! – в ужасе позвал Майлз.
Подобных криков ему не доводилось слышать с тех пор, как в Форкосиган-Сюрло сгорел сарай, где была заперта лошадь.
– Дурачок!
Раздался еще один вопль, а потом такой звук, словно где-то рядом раскололся арбуз. Пим попятился, шатаясь и с всхлипыванием втягивая в себя воздух, потом споткнулся и упал. Убит? Нет, скорее ранен – судя по тому, что между громкими вздохами ему удавалось отчаянно чертыхаться. Майлз опустился на колени и ощупал его голову. К счастью, удар лошадиного копыта пришелся не по голове, а по грудной клетке. У охранника только дыхание перехватило, да, может, треснуло ребро. Майлз, действуя более осмотрительно, забежал к коновязи спереди.
– Дурачок!
Толстый Дурачок храпел и натягивал уздечку, пытаясь встать на дыбы; в темноте блеснули его сверкающие белками глаза.
– Дурачок, что с тобой? Что случилось?
Левой рукой Майлз схватился за уздечку, а правой коснулся шеи своего четвероногого приятеля. Конь вздрогнул, но перестал рваться и встал, весь дрожа, потом потряс головой. Лицо и грудь Майлза вдруг покрылись каплями чего-то темного и горячего.
– Ди! – заорал Майлз. – Ди!
Сразу шесть человек скатились с крыльца во двор, и ни один из них не сообразил принести свет… Нет, между пальцами доктора Ди вспыхнул холодный огонек люминофора, а матушка Кейрел все еще пытается зажечь фонарь…
– Ди, несите этот чертов свет сюда! – взвизгнул Майлз и замолчал, стараясь опустить голос на октаву ниже, до тщательно отработанного командирского тембра.
Врач подбежал к нему, осветил Майлза и ахнул, бледнея:
– Милорд! Вас ранили?
При свете люминофора темная жидкость, залившая рубашку Майлза, сверкнула алым.
– Не меня, – ответил Майлз, в ужасе глядя на свою грудь. Опять, как было когда-то, его одежда пропитана кровью друга… Он похолодел, вспомнив смерть сержанта Ботари, которого заменил Пим. Заменил? Никто и никогда не сможет заменить Ботари.
– Пим? – позвал Ди.
С травы в нескольких метрах от них донесся хриплый вздох, прерываемый проклятиями.
– С ним ничего страшного, – сказал Майлз. – Его лягнула лошадь. Несите ваш чемоданчик!
Он отлепил пальцы доктора от холодного огня, и Ди помчался обратно на чердак.
Осветив Дурачка, Майлз сдавленно чертыхнулся: на блестящей шкуре виднелся огромный порез сантиметров тридцать длиной и неизвестно какой глубины. Кровь пропитала шерсть и ручейком стекала по передней ноге. Майлз попробовал стянуть края пореза, но упругая шкура выскальзывала из рук. Рана обильно кровоточила всякий раз, когда Толстый Дурачок от боли мотал головой. Майлз схватил коня за нос:
– Стой спокойно, мальчик!
Кто-то пытался перерезать Дурачку яремную вену – и чуть не перерезал. Дурачок, доверчивый, дружелюбный Дурачок, не отстранился от человека, пока боль не стала нестерпимой.
Когда вернулся доктор, Кейрел уже помог Пиму встать. Майлз подождал, пока Ди осмотрит сержанта, потом позвал его к себе.
Сын старосты, потрясенный не меньше Майлза, помогал удерживать коню голову.
– Я сдавал труднейшие экзамены, – вполголоса причитал Ди. – Я опередил двадцать шесть претендентов на должность личного врача премьер-министра. Я умею оказывать экстренную помощь в семидесяти различных вариантах, начиная от коронарного тромбоза и кончая покушением на жизнь. Но никто, никто не предупреждал меня, что в мои обязанности будет входить штопка лошадиной шеи, да еще среди ночи, в какой-то глухой деревушке…
Но, жалуясь, он продолжал работать, а Майлз в это время нежно гладил Дурачку нос, стараясь успокоить несчастное животное. Наконец Дурачок немного расслабился и опустил свой слюнявый подбородок хозяину на плечо.
– Лошадям делают обезболивание? – тоскливо спросил Ди.
– Этой – делают, – отрезал Майлз. – Лечите его, как человека, доктор. Это последнее животное, которое лично дрессировал граф, мой дедушка. Он дал ему имя. Мы вместе обучали его. Дед заставлял меня брать его на руки в течение недели после рождения, пока он не стал слишком велик. Лошади – животные привычки, говорил дед, и никогда не забывают первых впечатлений. С тех пор Дурачок навсегда уверился, что я больше, чем он.
Ди вздохнул, сделал анестезирующую инъекцию, промыл рану, присыпал антибиотиком и заклеил биоклеем. Ловкой рукой хирурга он быстро сбрил шерсть по краям раны и закрепил защитную сетку.
– Порез чистый, – сказал Ди. – Жаль только, что кожа здесь все время будет перегибаться… Наверное, в этом положении мы не сможем его обездвижить? Конечно, не сможем. Ну все. Если бы это был человек, я сейчас посоветовал бы ему отдыхать.
– Он будет отдыхать, – твердо пообещал Майлз. – Он теперь поправится?
– Наверное. Откуда мне, к черту, знать? – Тон у доктора был крайне недовольный.
– Генерал Петер, – заверил его Майлз, – был бы в восторге от вашей работы. – Говоря это, он представлял, как дед фыркает: «Чертовы технократы. Те же коновалы, только игрушечки у них подороже». – Вы… э-э… никогда не встречались с моим дедом?
– Я его не застал, милорд, – ответил Ди, немного оттаяв. – Но, конечно, я изучал его биографию и кампании.
– Конечно.
Пим уже взял ручной фонарь и ковылял в сопровождении старосты. Описывая расходящуюся спираль вокруг привязанных лошадей, он осматривал землю в поисках следов. Старший сын Кейрела поймал соловую кобылу, привел обратно в стойло и привязал; при свете люминофора было видно, что ее уздечка оборвана, а не перерезана. Выбрал ли таинственный противник свою жертву случайно или намеренно? Напали ли на Дурачка просто как на символ его хозяина, или ночной гость знал, как страстно Майлз любит свою лошадь? Это хулиганство, политический жест или точно направленная жестокость?
«Что я тебе сделал?» – мысленно завыл Майлз в окружающую тьму.
– Кто бы это ни был, они улизнули, – доложил Пим. – Когда я отдышался, они уже были за пределами действия сканера. Я приношу свои извинения, милорд. На землю, похоже, ничего не уронили.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
