отпускаю вожжи, позволяя себе окончательно расслабиться, происходит ужасное: в заднем кармане моих джинсов звонит телефон. И не просто звонит, а судорожно вибрирует, заставляя меня напрячься и замереть.
— Забей! — настойчиво шепчет Богдан, но я не могу этого сделать.
А вдруг это Олег? Он, должно быть, уже дома и обеспокоен моим отсутствием, ведь так поздно я обычно никуда не хожу. На дворе ночь, а жены нет. И объяснений тоже нет. Нехорошо это. Очень нехорошо.
— Подожди, я должна ответить, — отпихиваю от себя парня и торопливо вытаскиваю мобильник.
Ну точно. Интуиция не подвела. Муж звонит.
Вскидываю глаза на Богдана, который стоит напротив меня и тяжело дышит. В его взгляде сквозит непонимание вперемешку с недовольством, а по скулам нервно разгуливают желваки. Парню явно не по душе, что его отодвинули на второй план, но сейчас это мало меня волнует. Я должна поговорить с Олегом. Причем так, чтобы он ничего не заподозрил.
— Ало, — стараясь контролировать дыхание, отвечаю я.
— Привет, ты скоро? — голос мужа звучит спокойно и расслаблено.
— Уже еду.
— Опять заработалась, да? — усмехается Олег, и на заднем фоне я слышу звон посуды. — На часы совсем не смотришь?
Он слишком высокого мнения о моих моральных качествах, чтобы превратно истолковать отсутствие дома в полночь. Восемь лет тотальной верности сделали свое дело.
— Да, что-то вдохновение нашло, вот и засиделась, — как можно беззаботней отзываюсь я.
— Понятно. Ну давай быстрее. Сегодня Аникин из отпуска вернулся, кукую-то настойку доминиканскую притащил. Мамахуана называется. Говорит, вкусная вещица, — по голосу чувствую, что он улыбается. — Будем пробовать?
— Конечно, — снабжая свой тон щепоткой энтузиазма, отвечаю я. — Скоро буду.
Сбрасываю вызов и несколько секунд гипнотизирую взглядом плинтус. Поднять глаза на Богдана сейчас представляется мне чем-то мучительным и невероятно сложным. Он ведь понял, что я говорила с мужем. Несомненно, понял.
— Мне пора, — собравшись с духом, отрываю взор от пола.
Богдан отошел от меня и медленно меряет шагами гримерку. На первый взгляд, он кажется вполне спокойным, но сжатые до белых костяшек кулаки и напряженная нижняя челюсть выдают обуревающий его гнев.
— Вот так просто возьмешь и уйдешь? — он застывает на месте и поворачивается ко мне.
Его слегка прищуренные глаза вперяются в мое лицо. Он смотрит так, будто не верит своим ушам, будто я сказала что-то возмутительное и лишенное логики.
— Да, уже поздно, мне нужно ехать, — вновь натягиваю маску рациональной холодности. — Свою часть уговора я выполнила, теперь дело за тобой, Богдан.
Он разочарованно выдыхает и, неверяще мотая головой, проводил рукой по волосам.
— Слушай, а, может, ты с профессией ошиблась, Карин? — его губы кривятся в злобной усмешке. — Может, тебе в актрисы надо было податься, а не в писательницы? Притворяешься офигенно. Стоя аплодирую.
Вместе с последней фразой он несколько раз хлопает в ладоши, и звуки его презрительных оваций громкими выстрелами пронзают накалившийся от напряжения воздух.
— Я пришла сюда из-за фотографий, — чеканю я, пытаясь не замечать того, с каким осуждением он на меня глядит. — Ты поставил условие, я его выполнила. Какие ко мне претензии?
Несколько бесконечно долгих мгновений горящие глаза Богдана шарят по мне в поисках ответов на вопросы, которые, очевидно, его терзают, а потом, вдруг резко потухнув, устремляются к окну.
— Никаких претензий, — безжизненным голосом отзывается он, поворачиваясь спиной и опираясь ладонями на подоконник. — Фотографии уберут, не переживай.
— Спасибо, — коротко выдаю я и, не дожидаясь ответа, вылетаю прочь из гримерки.
Глаза отчего-то застилаются мутной пеленой, а в горле начинает неприятно саднить. На ходу застегиваю лифчик и блузку, достаю из кармана пиджака ключи от машины и плотно стискиваю зубы, стараясь проглотить горькое ощущение собственной ничтожности.
Вы знаете, такой дрянью я себя еще не чувствовала. Ни разу. А сейчас противно так, что хочется удавиться. От самой себя противно, понимаете?
Глава 14
Богдан
— Ну и напоследок расскажи о своих творческих планах, — немного переигрывая с энтузиазмом, говорит рыжеволосая ведущая. — Что нас ждет грядущим летом? Новые треки? А, может быть, даже целый альбом?
— Да, альбом готовится к релизу, но… Думаю, он выйдет не раньше следующего года, — поразмыслив, отвечаю я. — А вот треки, конечно, будут. Люди нуждается в новых хитах, и кто, если не я, им их подарит?
— Самоуверенно, но справедливо, — усмехается девушка. — Спасибо, Богдан, что пришел. Было очень интересно с тобой пообщаться.
— Взаимно, — отвечаю ей улыбкой на улыбку.
— Итак, друзья, с нами был Богдан Ткаченко, — энергично продолжает она, устремив взгляд в камеру. — Я надеюсь, вам понравился этот выпуск, поэтому обязательно ставьте большие пальчики вверх и подписывайтесь на наш канал. Всем пока!
Еще пару секунд она воодушевленно скалится в объектив, видимо, ожидая окончания записи, а затем расслабленно выдыхает и откидывается на спинку дивана.
— Молодцы, отлично отработали, — властным голосом провозглашает редактор Вика Рябинина, решительно вторгаясь в съемочное пространство. — Видишь, Богдан, зря ты боялся. Все оказалось не так уж и страшно, верно?
— Все, кроме тебя, — подражая ее издевательскому тону, отзываюсь я.
— Дерзишь? — она окидывает меня насмешливым взглядом. — Ну дерзи-дерзи, тебе можно. Ты ведь у нас звезда.
— О, вот ты как заговорила? — дивясь ее лицемерию, смеюсь я. — Значит, я уже звезда, а не жалкий оборванец, неспособный связать двух слов и неумело копирующий Скриптонита? Помнится, именно так ты отзывалась обо мне в своих говнистых статейках.
— Богдан, ну брось, — Вика цепляет на свое хищное лицо выражение невинности. — Кто старое помянет, тому Грэмми не видать. А ты ведь хочешь Грэмми, правда, сладкий?
— Я хочу, чтоб ты от меня отстала, — честно признаюсь я, поднимаясь с дивана.
Прощаюсь с рыженькой ведущей, имя которой запамятовал, жму руку оператору и, прихватив с собой банку рекламируемого во время интервью энергетика, выхожу в коридор.
— Слушай, а может давай как в старые добрые времена? — следуя за мной, выдает Рябинина. — Я, ты, мой кабинет, поза шесть-девять.
Застываю на месте, пораженный наглостью и беспринципностью этой девицы. Пару лет назад, когда я был начинающим музыкантом, а Вика уже довольно популярной журналисткой, мы с ней трахались. Не от великой любви и даже не от большой страсти, а, скорее, от скуки. Но тогда я этого не понимал и по глупости путал бодрый секс с искренними чувствами.
Наверное, именно поэтому распинался перед Викой, зачитывая ей свои стихи и давая послушать демоверсии песен. Мне хотелось поразить ее, произвести впечатление, понравиться. И самое интересное, когда мы, голые и разгоряченные, лежали на полу в ее съемной хате, Вика хвалила мою музыку, говорила, что звучит она свежо и небанально,
