семестра, чтобы произвести окончательные платежи. — Профессор Растлитель что-то шепчет на ухо моей музе, уходя. Я начну копать ему могилу сегодня вечером.
Как только он выходит за дверь, она расправляет плечи на своем сиденье и кладет перед собой регистрационный лист. Я жду, пока все остальные пройдут через очередь, прежде чем улыбнуться ей и записаться.
Она хмурится и обводит взглядом комнату, прежде чем наклониться вперед и прошипеть:
— Я не думаю, что ты отправишься в ретрит.
— Но я с нетерпением жду возможности проводить больше времени в твоем обществе.
— Это прискорбно, потому что к тому времени ты будешь в тюрьме.
Я удивленно приподнимаю бровь.
— Тюрьма? Это так? И как ты предполагаешь это осуществить?
Она хватает регистрационный лист, засовывает его в сумку и направляется к двери.
— Очевидно, доказав полиции, что ты совершил.
Я держусь рядом с ней, пока она направляется к стойке с закусками. Прежде чем она успевает сделать заказ, я кричу:
— Две порции ветчины и сыра на пшеничном хлебе. Четыре ломтика ветчины, по два ломтика проволоне на каждый и немного майонеза. Спасибо.
Браяр прищуривается, глядя на меня.
— Ты запомнил мой заказ?
— Я же говорил, что знаю тебя.
— Почему ты заказал два?
— Я люблю то, что любишь ты.
Она хмурится.
— В следующий раз я закажу индейку с тунцом, горчицей и маринованными огурцами.
Я хихикаю. У моей музы есть чувство юмора.
— Тогда я не могу дождаться, когда увижу, как тебя тошнит.
Она задыхается, пока студентка-кассирша за кассой не протягивает ей бутылку воды. Я выхожу вслед за ней на улицу и сажусь рядом с ней за столик под зонтиком, ее носик снова морщится в этой очаровательной гримасе.
— Я не обедаю с убийцами, — шипит она. — Тебе нужно оставить меня в покое.
— Это будет трудно сделать, ведь я твой студент. На самом деле я надеялся, что мы сможем проводить больше времени вместе.
Она разворачивает свой сэндвич, изображая небрежное безразличие.
— Ты недолго будешь моим студентом, потому что, как я уже сказала, тебя посадят в тюрьму за твои преступления.
— Все мои преступления?
Ее взгляд, наконец, снова устремляется на меня, и, боже мой, эти водянисто-голубые глаза полностью поглощают меня.
— Ты убивал других людей?
— Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Я откидываюсь назад, пожимая плечами. — Единственные убийства, которые я совершаю, вымышлены.
Ее рот кривится от отвращения.
— Как ты можешь быть таким… бесцеремонным? Ты болен.
— Что ты пишешь? — спрашиваю я. Я хочу знать, какие истории терзают ее разум, не дают спать по ночам из-за непреодолимой потребности выкинуть слова из головы на страницу.
Взгляд Браяр сужается из-за смены темы. Она оглядывается по сторонам, как будто обдумывает свой побег, но остается прикованной к месту. Возможно, она уже знает, что никогда не уйдет от меня.
Она одаривает меня лукавой улыбкой.
— Я пишу психологические триллеры о женщинах, которые убивают мужчин.
Я хихикаю. Она думает, что отпугнет меня, но она не может сказать или сделать ничего такого, что заставило бы меня хотеть ее меньше. Я подпираю подбородок рукой.
— Что за мужчины?
— В основном неверные мужья. Но я думаю, что моя следующая книга будет о незнакомце в маске, который преследует женщину и врывается в ее дом, прежде чем обнаруживает, что висит вниз головой за яйца, истекая кровью.
Я от души рассмеялся.
— Звучит весело. Тебе придется дать мне это прочитать.
— О, я планирую посвятить это тебе, — передразнивает она приторно-сладким голосом, от которого мой член набухает.
— Я надеюсь на это. — Я наклоняюсь ближе, и единственным признаком учащения сердцебиения у нее становятся раздувающиеся ноздри. — Ты не из тех женщин, с которыми можно связываться, не так ли?
— И все же ты здесь.
— Так почему же ты позволяешь профессору Растлителю лапать тебя?
Она потрясенно фыркает, услышав это прозвище.
— Подходящее прозвище, — признает она. — Я не позволяю ему лапать себя. Я обратилась в администрацию, но они ничего не предприняли по этому поводу, и у него есть работа моей мечты. Он скоро уйдет на пенсию, и я планирую выжать из старого подонка блестящую рекомендацию до того, как он это сделает.
— Каким способом? Минет?
— Теперь ты обвиняешь меня? — огрызается она.
— Вовсе нет. — Я складываю руки и наклоняюсь ближе. Она сглатывает. — Скажи только слово, и я избавлю тебя от твоей проблемы.
Ее глаза расширяются, прежде чем она вскакивает на ноги и шипит:
— Я не могу поверить, что должна это сказать: перестань убивать людей. Держись подальше от моего дома и оставь меня, черт возьми, в покое.
Я встаю, одаривая ее легкой улыбкой, прежде чем уйти.
— Боюсь, я не смогу этого сделать, муза.
— Чего не можешь сделать? — кричит она мне в спину. — Не можешь сделать что?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
БРИАР
Мак ураганом врывается в мой офис, когда я вешаю доску объявлений об убийствах. Она подбегает, чтобы схватить меня за руку и встряхнуть.
— Боже мой! Ты не поверишь, что случилось со мной сегодня. Итак, помнишь, как я сказала, что у меня было плохое предчувствие, что книжный магазин собирается меня уволить? Ну, они это сделали…
— Вот придурки!
— Итак, я плакала в своем «Старбаксе», пока искала романтические книги…
— Как и положено.
— И этот безумно привлекательный мужчина спросил, все ли со мной в порядке. И, конечно, я разрыдалась ему о том, что покупаю книги для комфорта, которые не могу себе позволить после увольнения, и он предложил заплатить за них!
Мои глаза практически вылезают из орбит.
— О боже мой. Надеюсь, ты немедленно сбежала.
— Не совсем, но он спросил меня, что я умею делать, а затем предложил мне должность своего личного ассистента! По-видимому, он писатель! Ты можешь в это поверить? — Ее глаза светятся восторгом.
— Это буквально звучит как сон. Я так ревную, что готова оторвать тебе голову прямо сейчас.
Она отмахивается от моей угрозы насилия взмахом руки.
— Ты профессор. Ты все равно будешь зарабатывать больше денег, чем я, и выполнять гораздо более интересную работу. Я буду отвечать на его электронные письма и вести его социальные сети.
— Я ассистент профессора. Он сказал, сколько за это платят?
— Он сказал, что пришлет контракт, но спросил, приемлемо ли будет заплатить тридцать долларов в час.
Я брызгаю слюной в свой кофе.
— Тридцать? Да, ты официально мертва для меня.
— Он действительно милый. — Она практически сияет. — Я могу спросить, не женат ли он, и свести тебя с ним, если хочешь.
Я хмуро
