золота – полные сундуки. Ходил он по молодости в походы за щедрой добычей в далёкие края. Шло время, остепенился грозный пан и зажил хозяином на своих землях. Шаблюку на стену повесил да задумал жениться, чтобы род продолжить и наследников родить, которым все богатство передать можно.
Стал присматривать невесту. Сам не то чтобы стар, но и не молодой хлопец уже. Хотя жених все одно завидный. За такого любая бы согласилась. Начали к нему соседи дочек привозить, что в возраст вошли. Всяк хотел породниться с богатым да знатным.
И вот влюбился наш молодец в красну девицу. Всего приданого за ней было – карие очи, черные брови да коса до полу. Ну и имя отцовское знатное. Токмо надо ли пану приданое, когда он денег не считает и на золоте ест.
Посватался. Пышную свадьбу играли. Кажуть, гости были из самого Киева. На свадьбу подарил жених своей невесте рубиновое ожерелье. Которое, говаривали, взял добычей у самого хана Гирея. Камни горели так, что в темноте светились. И не было краше той, кто наденет те камни.
Зажил пан счастливо. Жену молодую любил, наглядеться не мог. Только невесела была ясна панна. Слуги болтали, мол, часто плачет хозяйка темными ночами. Муж утешал, как мог, подарки дарил, на руках носил. А она только смотрит печально. Так год прошел. Вроде повеселела красавица, прижилась в новом доме, улыбаться начала. Муж ее совсем счастливым стал. Глядел на нее, как на божье сонечко. А уж когда она дитя понесла, то и вовсе голову от любви потерял. Назвал в дом гостей отовсюду. Гуляло панство. Славили будущую мать с наследником, хоть и не положено заранее.
Тамара Васильевна замолчала, переводя дух.
– Теть Том, а дальше-то что? – Соне не терпелось.
– На праздник тот приехал гость, которого никто не звал, и в живых не чаяли увидеть. Молодой, красивый. А хозяйка, стало быть, его крепко любила ещё раньше, до свадьбы. Только весточка пришла, что сгинул ее милый на войне, сложил буйну голову. Вот и пошла красавица замуж по воле родительской.
А тут он явился, живой и здоровый. Да начал звать с ним от мужа сбежать.
Чем дело кончилось? Бедная панна с горя на себя руки наложила. Утопилась в черном озере. Прямо в праздничном уборе, с тем ожерельем рубиновым. Приняла ее вода, утянула на илистое дно, там она и дочку родила. Кинул пан в озеро сундуки с золотом, надеясь выкупить у водяниц жену и дочь. Говорили, что безлунными ночами отпускало озеро красавицу с мужем повидаться, а дочка ее, что на дне родилась, с тех пор самая главная среди водяниц. И клад на глубине лежит. А самое ценное в нем – красные камни. Многие пытались те сокровища отыскать, да все без толку.
Тамара Васильевна тихонько поднялась с кровати и на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Соня слышала, засыпая, как она ходит по хате, скрипит половицами…
… перед глазами закачались гибкие ветви ивы, узкие листья мерцали нежной зеленью, запах реки наполнил комнату. Ветер стих, смолкли голоса ночи, тишина разливалась теплым потоком, только шорох прибрежной волны, шуршание мокрого песка под босыми ступнями.
Сон плыл вокруг серебристым туманом, манил…
Соня медленно шла в предутренней мгле, раздвигая высокий камыш, чувствуя ступнями прохладную воду озера и мягкое илистое дно. Длинная голубая юбка намокла и обвивала ноги, мешая идти. Камыши внезапно расступились, открывая гладкое зеркало воды, подернутое невесомой дымкой.
Сон вел ее дальше, на глубину.
Плеск во мгле.
Обернуться.
Никого.
Тихий смех, как звон колокольчиков.
– Эй, ты где?!
Соня опустила руку в озеро и брызнула в туман.
– Выходи!
Снова смех. Радостный, счастливый.
– Мы тут…тут…везде. Смотри, глупая!
Соня крепко зажмурилась, а когда открыла глаза – туман исчез, погасла рассветная дымка. Глубокая ночь накрыла все вокруг бархатным покрывалом.
Черное небо с россыпями звёзд.
Млечный путь течет от края до края.
Темное зеркало воды светится зелёным придонным светом. Ленты водорослей кружатся вокруг, длинные, гибкие, как девичьи косы. Одна две, три…сотканные из темной воды лица, глаза, как черные камни, тонкие руки.
Сон дрожал, шел рябью, струился сквозь пальцы невесомыми каплями.
– Пришла, пришла, пришла… – звенело вокруг.
Они неслись по водной глади стайкой беззаботных серебряных рыбок. Соня легко и уверенно плыла вперёд, течение беспечно влекло за собой. Течение ли? Берег давно пропал из виду. Только ночное небо и бескрайнее море вокруг. Рядом …кто?
Люди…призраки…
Они приветливо улыбались, с нежностью глядя на девочку. Легко обгоняли, резвились в теплой летней волне, теряясь в черноте ночи, и вихрем взлетая к звёздам.
– Догоня-я-я-й!
Лился бледный свет луны, выстилая зыбкую дорожку, мелькали тени на глубине.
– Приходи ещё…
– Со мной придут друзья, можно? Вы не тронете их?
– Пусть принесут красные камни, – не тронем, – смеялись тени, кружась в танце.
Соня устало легла на спину, качаясь на мягких ласковых волнах. Чьи-то тонкие пальцы осторожно перебирали ее волосы, тихо звенела мелодия луны и ночного моря…
– Мы будем ждать, – шелестел сон.
– Не бойся, ничего не бойся, – повторяло эхо.
Медленно таяла темнота ночи, бледнел восточный край неба, и далеко- далеко, за гранью темного мира, рождался новый рассвет.
Соня проснулась. Рывком села на кровати, ошарашенно оглядываясь. Вот только что она была там, среди моря…или озера!
Это был сон?!
За окном бодро заорал петух, хлопнула входная дверь. Тетя Тома привычно шуганула веником рыжего бандита – спать ребенку не даёт! В суп отправлю – будешь знать, мерзавец!
Выбралась из будки Муха, потянулась, закряхтела, зевнула, поскуливая. На соседней улице просигналила машина молочника. Кто-то включил колодезный насос – в такую рань за водой притащились!
Соня упала на подушку, свернулась калачиком, укутываясь в одеяло, и закрыла глаза. Ещё пару часов можно поспать, а потом…Лерка придет…собираться… надо…
Красные камни
– Ну, стекло, и что с того?! Оно же красное?!
– Ты не понимаешь, – возмущалась Лерка наивностью подруги. – Это – НЕ камни! Давай ещё раз – как они сказали?!
Соня скептически поморщилась и в который раз повторила фразу из своего сна:
– Пусть они – то есть вы, мои друзья, – принесут красные камни, и мы их не тронем.
– Во-о-т! Камни! Это важно! Понимаешь! Очень-очень важно. Не стекло, не пластик, ни, прости господи, вот эта хрень, – она поддела пальцем детские рябиновые бусики. – Я бы на их месте за такое придушила…Нет, притопила.
Они сидели вдвоем в комнате Лерки, перебирая горку разномастных украшений в основном красного, розового
