не согласился.
Остальное было уже делом техники — 31 марта 1078 г., в Лазареву субботу, отряды Вотаниата, прибывшие в столицу, подкрепили вооруженных горожан, а затем направились к царскому дворцу. Михаил VII пытался бежать во Влахернский храм, но был схвачен, пострижен в монахи и отправлен в Студийский монастырь. Позднее он продолжил духовную карьеру и стал митрополитом Эфеса, по-видимому, никогда не выезжая в свою епархию. Его жена Мария Аланская и малолетний сын Константин Порфирородный были отправлены в монастырь Петри[99]. Поняв, что все кончено, последние верные Парапинаку сановники поспешили навстречу Вотаниату просить о снисхождении и милости. И тот проявил ее: все, даже Алексей Комнин и брат Михаила Парапинака Константин, были помилованы новым самодержцем.
И в Великий вторник, 3 апреля 1078 г., Константинопольский патриарх Косьма I торжественно венчал на Римское царство Никифора III Вотаниата.
Глава 2. «Новое» «Смутное время» и завершение династии Дуков
Как человек опытный и далеко не глупый, новый император быстро понял, что сохранить власть и свой авторитет можно только путем резкого изменения политики, проводимой предшественником. А также за счет восстановления справедливости и наказания самых ненавистных византийцам лиц. Никифорица был отправлен в ссылку на один из островов и там умер под пытками. А первым министром двора стал Иоанн, митрополит Сидский, некогда отставленный Никифорицей. По мнению царя, это должно было вызвать расположение к нему со стороны клириков.
Следует отметить, что представители духовного сословия и Константинопольский патриарх Косьма, чья деятельность очень помогла Никифору III в борьбе за власть, получили особые преференции. В частности, своим хрисовулом Вотаниат торжественно отказался от кого-либо участия в управлении Церковью. В резком противоречии с традицией и действительностью Вотаниат снял с себя обязанности по рассмотрению судебных дел с участием клириков и отметил, что если такое вдруг и случится, то не по праву царя будет судить священство, а лишь потому, что император входит в состав синода[100]. Иными словами, по поручению патриарха (!).
Попутно он раздавал чины и награды, совершенно не заботясь о том, насколько государственная казна может вынести такие милости. А казна совершенно истощилась. Малая Азия, почти полностью захваченная турками, прекратила выплату налогов. С европейских фем деньги собрать было отнюдь не легче. Чтобы покрыть все увеличивающиеся расходы, начали подделывать монету, а многим рядовым чиновникам задержали выплату жалованья. Как следствие, наступил жесточайший финансовый кризис[101].
Однако император словно не замечал этого. Он продолжал щедро награждать союзников-турок и высших сановников, поддержавших его. А также принял меры по повышению авторитета среди семейства Дуков, имевшего все основания быть недовольным его правлением. Бывшая императрица Евдокия получила разрешение жить в Константинополе с детьми, ее дочери удачно выданы замуж, а брат свергнутого Михаила Парапинака Константин Дука был принят ко двору[102].
Вскоре этот царственный ловец удачи, клятвенно отказавшийся от власти, отправился по императорскому указу на Восток на войну. Но скоро мы столкнемся с ним еще раз. Нет никакого сомнения в том, что Никифором III двигало не только чувство благодарности, но главным образом желание обосновать законным образом свои права на царство. Вотаниат прекрасно понимал, что в Византийской империи проживает большое число аристократов, имевших по знатности рода и родству с семейством Дуков более прав на титул императора, чем он. Если верить некоторым источникам, первым напомнил о праве юного Константина Порфирородного Дуки на царство Алексей Комнин. В один из дней он получил аудиенцию у василевса и предложил ему такой вариант: Никифор III признает Константина Порфирородного Дуку соимператором, но в действительности будет самостоятельно управлять Римским царством вплоть до своей смерти, после чего уже зрелый Константин станет единодержавным императором. Разумеется, Вотаниат отказался и затаил подозрения в отношении Комнина[103].
Конечно, положение Вотаниата было непрочным, и в скором времени он решительно испортил отношения с Римом и норманнами. Император имел неосторожность аннулировать брачный договор брата Михаила VII с норманнской принцессой, дочерью Гвискара, что повергло вождя скандинавов в ярость. Он спешно нашел в Риме грека, внешне похожего на низложенного императора, а папа Григорий VII сознательно пошел на обман и признал того василевсом Византии. Сам император Никифор III был торжественно отлучен понтификом от Церкви. Впервые за много столетий возник открытый разрыв отношений между Римской курией и Византийским императорским домом[104].
Поразмыслив, царь-старик решил соединиться брачными узами с кем-нибудь из женщин семьи Дуков. После некоторого раздумья выбор Вотаниата пал на Марию Аланскую, жену Михаила VII Парапинака. Эта была молодая и обольстительная женщина. О ней современники говорили следующее: «Была она высокой и стройной, как кипарис, кожа у нее бела, как снег, а лицо, не идеально круглой формы, имело оттенок весеннего цветка или розы. Кто из людей мог описать сияние ее очей? Ее поднятые высоко брови были золотистыми, а глаза голубыми. Чары императрицы, сияние ее красоты, любезность и обаяние ее нрава, казалось, были недоступны ни описанию, ни изображению»[105].
Мария тронула сердце старого императора, и, несмотря на то, что ему выгоднее и умнее было бы жениться на бывшей царице Евдокии, матери Михаила VII, он сделал выбор в пользу жены Парапинака. Как обычно, страсть оказалась далеко не лучшим советником, и результат получился противоположный ожиданиям Вотаниата. Для самого Никифора III это был уже третий брак, причем его вторая жена была еще жива, и с ней пришлось срочно разводиться. В общем, с канонической точки зрения, этот брак был очень и очень сомнителен, что тут же отметили константинопольцы. Кроме того, императору не мешало бы предварительно узнать о том, что сердце Марии Аланской уже давно не принадлежит ей. Юный Алексей Комнин, герой многих сражений, благородный и обаятельный юноша был влюблен в царицу, и не без взаимности. Когда Вотаниат посватался к Марии Аланской, она, опасаясь за своего 4-летнего сына Константина Порфирородного, не посмела перечить царю[106]. Но, конечно, приказать любить — невозможно, и тайная связь Марии с Алексеем продолжалась.
На Марию усиленно давил и кесарь Иоанн, опасавшийся, что бывшая царица Евдокия, уже раз забывшая об интересах семьи Дуков во имя «общего блага» Римского государства, вновь способна в качестве императрицы, жены Никифора III Вотаниата, сотворить нечто подобное. То обстоятельство, что она к тому времени являлась монахиней, не могло никого ввести в заблуждение — в случае необходимости и в Византии, и на Западе монашеские обеты легко снимались. Почему же Евдокия должна была стать исключением?
Оставался Константинопольский патриарх Косьма I, которого не посвящали в
