Двинувшемуся за мной Тесле устало бросила:
– Сегодня душ приму здесь. Какая разница в раздевалке или в своей комнате?
Видимо, мой шарик тоже не заметил разницы, потому что молча двинулся следом и завис над шкафчиком. В душевые он за мной уже не совался.
В помещении было пусто. Я спокойно оставила одежду на скамье у входа и направилась к кабинкам. Привычно закрылась и пустила воду.
Местный шампунь мне нравился. Волосы после него легко расчёсывались и блестели. Жаль, что из-за эннена этого никто не мог оценить.
Я вздохнула и сквозь воды услышала тихий звук.
В душевую кто-то вошел.
Неожиданно вспомнились страшилки из фильмов ужасов. Девушка одна в душе, на улице темно – самое раздолье для всяких упырей или оборотней…
Сердце предвкушающе сжалось. Я же хотела с ним встретиться наедине? Сама судьба привела его сюда в этот час. Пусть мне и пришлось этой судьбе изрядно помочь.
Я была уверена, что увижу растерянное лицо Ардена, не ожидавшего меня здесь встретить. К тому же в таком виде – обнажённую, со стекающими по коже каплями воды. И потому безбоязненно приоткрыла кабинку. Но тут же попыталась захлопнуть дверцу.
Этого мне не позволили.
Кто-то с силой дёрнул дверцу из моих рук. Она распахнулась настежь, заставив меня отступить.
– Выходи! – велел резкий голос.
Перед кабинкой стояли ифриссы. Явно знакомые мне. Но при неярком свете, под вуалями я не могла разобрать, кто именно явился по мою душу.
– Что вам от меня надо? – хотела спросить бесстрашно, но голос дрогнул.
Все-таки я стояла голая, мокрая, дрожащая и бесконечно одинокая против пятерых ифрисс. А они окружили меня, и намерения у них были не самые добрые.
– Сбить с тебя спесь! – выплюнула одна из них.
В ее тоне было столько презрения и ненависти, что мне стало страшно. Похоже, нежданные гостьи совсем не шутили.
Я огляделась, но выхода не было. Позади – стена душевой, впереди – разъяренные ифриссы, у которых еще и численное преимущество. Они перекрыли мне пути отступления.
Оставалась надежда, что лейвы не тронут меня, лишь напугают. Но их напряженные позы говорили, что я ошибаюсь.
– Бей! – скомандовала та, что говорила со мной.
Видимо, заводила.
И все остальные набросились на меня.
Кто-то ударил меня в лицо, чьи-то руки вцепились мне в волосы. Я не успела отпрянуть, как оказалась лежащей на мокром полу. Все что смогла, это скрутиться в комок, подтянув колени к груди. Слабая, конечно, защита от остроносых туфель ифрисс.
В голове была одна мысль: почему? Что я им сделала? Кажется, никому не переходила дорогу…
– Хватит! – закричала, прикрывая лицо от ударов.
Левый бок обожгло. Кто-то с особой яростью пнул меня. Я всхлипнула от боли и обиды.
Ведь так нельзя! Нельзя зажать беззащитного человека в углу и бить его впятером! Нельзя!
В груди рос протест против этой несправедливости. Возмущение. Гнев. Моя сила собиралась в тугой ком, от которого по всей коже вздыбились волоски. Вместе с силой росла и злость.
А потом они лопнули, брызнув по сторонам невыносимо ярким светом.
Ифрисс отбросило от меня на десяток шагов. И пока они лежали, растерянные, оглушённые, я выскочила из кабинки. Голое тело светилось, но мне было плевать, что кто-то еще увидит меня в таком виде. В крови бурлили ненависть и желание уничтожить обидчиц.
И они это поняли. Завозились, поднимаясь на ноги, спеша убраться отсюда подальше.
Я снова ударила Светом, но они находились уже у двери. Двое успели выскочить наружу, остальных приложило о стену и скамейку, на которой лежала моя одежда. Одна из ифрисс, сползая, прихватила мои вещи. А затем, поднявшись на ноги, бросилась к дверям.
Третий удар придал ей ускорения.
Дверь захлопнулась.
Я осталась одна. Сияние померкло, моя сила испарилась, сменившись бездонной пустотой.
За что? За что они так со мной? Что я им сделала?
Горло перехватили рыдания. И я обессиленно осела на пол. Закрыв глаза, обхватила себя за колени.
Внутри разливалось чувство бесконечной усталости, отчаяние и безнадега.
Кажется, я выжгла все силы, чтобы защитить себя. Но как? Почему блокираторы не сработали? Впрочем, какая мне разница…
Я разрыдалась, уткнувшись лицом в колени.
Не знаю, сколько сидела так. Может, пару минут, а может – пару часов. От неудобной позы затекли мышцы, но я не спешила ее сменить. Мокрая кожа, остыв, покрылась мурашками. Меня начала колотить крупная дрожь.
Но все, чего я хотела в этот момент – просто исчезнуть. И не чувствовать ничего.
А потом меня подхватили сильные руки.
Воздух наполнился запахом Ардена. Всхлипнув, я схватила оборотня за рубашку, прижалась к его груди и зарыдала с новой силой, даже не думая сдерживаться.
Впрочем, он не пытался меня остановить. Молча усадил к себе на колени, обнял, начал гладить по волосам, по спине.
Я чувствовала, как бьётся его сердце. Как его удары становятся сильнее. Как учащается дыхание.
И вдруг поняла, что прикосновения мужчины стали иными. В них больше не было утешения и поддержки. Они стали резче, сильнее. В них появилась дикая страсть.
Мне резко расхотелось плакать. Слёзы высохли в один момент.
Подняв голову, я наткнулась на тёмный взгляд оборотня. А потом на его губы.
Его лицо находилось маняще близко.
Завороженная, я смотрела, как Арден шевельнул губами, словно собираясь что-то сказать. Но не сказал. Подался ко мне и с алчным стоном впился в мой рот.
Я ответила с не меньшим безумством.
Здравый смысл отступил, дав свободу желаниям тела.
Руки Ардена были везде. Они гладили, ласкали, мяли мое тело. Заставляли извиваться и подставляться под жадные ласки. А следом за руками скользили губы, выцеловывая каждый сантиметр моей кожи. Находя чувствительные места там, где я даже о них не догадывалась.
Мои пальцы лихорадочно двигались, пытаясь расстегнуть пуговицы на рубашке Ардена. Дело было сложным, а я никак не могла сосредоточиться, плавясь под страстными ласками. Потеряв терпение, рванула полы рубашки, и пуговицы затрещали по полу. А моим жадным рукам наконец открылась обнажённая грудь оборотня. Я успела оценила гладкость его кожи, как громкий противный писк заставил меня подпрыгнуть.
Арден резко ссадил меня с колен и отодвинул подальше от себя. Но руки не убрал. Продолжил удерживать на расстоянии. То ли боялся, что я упаду, то ли, что брошусь обратно к нему в объятия. А может, и сам страшился не выдержать моей близости.
Тем более что глаза у него были тёмные, пьяные, и разум отказывался в них отражаться.
Тесла надрывался снаружи, сигнализируя, что моё время вышло.