с места снялись, — пошли в свое становище, — и раненый тот ушел с ними на своих двоих!
— Колдовство! — присвистнул Савва.
— Может, и впрямь колдовство, — согласился Стеллер. — А, может, дело-то как раз в любви человеческой, коя нас, людей, от зверья и отличает. Может, это она-то столь угодна Господу, что, узрев ее в самых последних поганых язычниках, он и им свою милость являет?
Лицо его разрумянилось, глаза загорелись.
— Тебе, герр, с такими-то речами токмо на паперть проповеди читать, — хмыкнул Савва. — Ужо как складно выходит, а, Лорка!
Лорка только кивнул. Он с трудом поспевал за ходом мыслей Стеллера, да и все эти рассуждения, признаться, его не слишком волновали.
— Ты, Савва, не смейся, — сурово сказал Стиеллер. — Прав я или нет, а вот ты скажи: хотелось бы тебе в свой смертный час, чтобы за душу твою все, кто тебя знает и знал, разом помолились?
Савва посерьезнел, опустил голову:
— А как же… От того душа легка-легка становится, аки перышко, от грехов освобождается и прямо к Царице Небесной на колени летит…
— Вот то-то, — удовлетворенный ответом, кивнул Стеллер. — Значит это, что дело все же не токмо в вере твоей. Друг ли, мать ли, жена, — кто мы без наших близких, без уз любви нашей? И в узах тех, разумею я, есть сила магическая.
— Господь с тобою, — замахал руками Савва. — Эдак договоришься до козней диавольских! С чего взял?
— А с того взял, что и у камчадалов-язычников, и у нас, грешных, ближними заботами да молитвами чудеса нет-нет, да и происходят. Не все о том говорить любят, но ежели посмотреть, так и с каждым такое случалось. Вот скажи-ка мне, Лоренц Ваксель, — с тобой чудо через любовь да молитву ближнего случалось?
Лорка думал, что совсем забыл тот страшный день на Юдоме. Но после слов Стеллера как вспыхнуло: он вспомнил тонкие белые руки матери, протянутые к нему через зеленоватую воду. Вспомнил ее глаза.
— Случалось, — громко сказал он. — И не одно.
* * *
— Беда, Ксаверий Лаврентьевич! Беда! — Лорка не сразу узнал ввалившегося в избу человека.
Поздний зимний рассвет еще не занялся.
— Охолони, Василий. — Отец поднялся с постели, затеплил свечу и потянулся к мундиру, аккуратно разложенному в ногах. — Ну что опять стряслось?
Василий Левашов, лейтенант пехоты из Берингова штаба, вытянулся в струнку.
— Камчадалы взбунтовались!
— С чего бы? — Отец тем не менее накинул мундир и склонился к окну, пытаясь разглядеть что-то в темноте.
— Обозы ваши с Большерецка везти отказались, — торопливо объяснял Левашов. — Еще третьего дня разослали в соседние становища наших людей, чтоб камчадалов оных в Большерецк свезти, а надысь весть дошла: убили они Спиридонова Михайлу и Митрофана Попова да из становищ своих и убегли. Их благородие капитан-командор за вами послал.
— Да не части ты так, — поморщился отец. — Отчего, спрашиваю, бунт вышел? Велено ж было насилия не чинить, уговорами действовать и жалованье выдать вперед!
— Да на кой ляд им, дикарям, жалованье? — взвился Левашов.
Человек этот был нрава вздорного и горячего, недаром они со Шпанбергом куда как дружны были. Однако Беринг его ценил за высокую исполнительность и аккуратность — уж у Левашова-то в отряде все ружьеца одно к одному будут смазаны и исправны, порох не отсыреет, и с казаками своими управляется хорошо.
— Приказ командора обсуждать в голову взяли, лейтенант? — холодно спросил Ваксель.
Лорка почувствовал, что отец не рад раннему визитеру и исходящему от него возбуждению, — в черных глазах лейтенанта плескался горячий азарт, точно у лайки перед загоном.
— Никак нет, ваше благородие. — Левашов снова вытянулся во фрунт, однако на лице его почтительности Лорка не видел.
Отец нарочито неторопливо оделся. Лицо у него было мрачное. Лорка и сам понимал, отчего: грузы продовольствия и снаряжения с Большерецка надобно переправить сюда, в Петропавловский острог, пока еще крепок санный путь, а на дворе уже вовсю пригревает. Не успеют вовремя грузы — не быть в этом году долгожданной экспедиции, еще год зазря потерять. Под ложечкой противно засосало.
— Идем, Василий, — тяжело уронил он. — К капитан-командору, решение принимать будем.
— Да что тут решать? — упрямился Левашов. — Надоть пищалей поболе — и враз образумим, не сумлевайтесь!
Ваксель остановился на пороге, долго, тяжело глядел на лейтенанта, пока тот не опустил глаза. Потом уронил:
— Идем!
* * *
— Дикари! Варвары! — Стеллер, пьяный и злой, метался по избе, топтал шапку.
Лорка, признаться, в первый раз видал адъюнкта в таком непотребном виде.
— Остынь, герр, парню тебя в энтом виде терпеть не след, — угрюмо проворчал Савва.
— Так уж и не след! Не след отцу его было такую дикость дозволить! — заорал Стеллер, пойдя красными пятнами. Подошел к Лорке, навис тяжело: — Понял ли?!
— Понял, — гордо вздернул подбородок Лорка. Что ему сказать? Что отцу не понравилось распоряжение Беринга послать за взбунтовавшимися камчадалами Левашова с его головорезами, однако он не счел возможным обсуждать приказ командира?
— Распоряжение капитан-командора на то было, — вместо него покачал головой Савва. — Да и Левашов, хоть и каналья преизрядная, не во всем виноват все же!
— Гранатами, Савва! Он велел закидать их гранатами!
Для расследования и поимки виновных в убийстве острожских людей Берингом был командирован лейтенант пехоты Василий Левашов с отрядом в пятьдесят солдат, хорошо вооруженных и снабженных амуницией. После трех недель поисков Левашов вернулся, с «изрядным успехом» выполнив поручение и доставив в Петропавловский острог виновных для дознания. Однако из рассказов его солдат кое-что дошло и помимо хвалебных рапортов.
После долгих бесплодных поисков Левашову удалось найти «бунтовщиков», которые вместе с женами и детьми собрались на сорвавшейся с гор и откатившейся далеко в сторону скале, окруженной со всех сторон водой так, что добраться до них было крайне трудно (лодок у Левашова и его солдат не было). Решено было взять их измором, а затем кому-то из людей Левашова пришло в голову бросить в лагерь камчадалов несколько ручных гранат для «надлежащего устрашения».
Однако, как вышло по рассказам солдат, камчадалы вовсе не понимали, что собой представляет граната, и когда она падала к ним, все сбегались поглядеть на нее, становились кольцом вокруг, со смехом и с удивлением ее рассматривали, допытываясь, что бы это могло означать. Когда же гранаты наконец взорвались, то очень многих из них, в том числе женщин и детей, покалечило и убило.
— Попужать же только хотели, — пожал плечами Савва. — Кто же в голову взял, что оные дикари сбегутся, как на игрушку?
— Мне позавчера с этим обозом троих ребятишек привезли, — явно выдохшись, Стеллер сел на лавку. — Видел бы ты их,
