Книга Кровь и Пламя - Максим Вишневенко

расстоянии метров с тридцати со своими бойцами увидел, как на краю цепи стреляющих автоматчиков в темноте встаёт белый медведь. Встаёт на двух ногах в полный рост, и его огромная туша животного возвышается над присевшем на колено стрелком. А потом резким движением зверь опускается на четыре лапы, сомкнув челюсти на голове противника, отшвыревает в сторону трепыхающеся тело и бросается в центр позиции.

До слуха тюрингийцев донеслись истошные крики, на пару мгновений стихли выстрелы, в отсветах горящих автомобилей стало видно, как стали подниматься на ноги и разбегаться от огромного медведя люди. Кто-то пытался стрелять в него, но таких людей зверюга быстро подминала под себя и проламывала голову.

Часть нападавших начала отходить к дороге, где они быстро попали под огонь русских, сумевших перегруппироваться, когда по ним прекратилась стрельба.

Часть нападавших побежала в сторону милиционеров Вильгельма, где те быстро их спеленали чарами и положили лицом в траву.

А часть просто разбежалась по тёмному полю от белого медведя с окровавленной мордой, пока тот, наступив лапой на грудь, отделял голову очередного незадачливого немца от туловища.

Позиция напавших на колонну, когда до неё дошёл Вильгельм, представляла из себя жуткую бойню, где между разорванными и обезглавленными телами, хлюпая по лужам своими красными сапогами задумчиво ходил Свят Вениаминович и разглядывал мертвецов.

Выжившие наёмники тушили догорающую технику. На трассе скопилась вереница автомашин из тех, кто не решились объехать колонну, а зеваки уже высыпали на обочину. А из Эрфурта уже мчались полицейские и скорая помощь.

— Мне кажется, незаметно проскочить не удалось? — хмуро произнёс немец, вляпавшись в кровь.

— Знаешь, Вильгельм, — Салтыков продолжил бродить между трупами, словно совсем не замечая скопившихся зевак, которые, однако, опасались подходить, — Говорят, что медведей всегда трое.

— Сегодня был один, — усмехнулся тот.

— Первый медведь есть воплощение сказочной доброты и мудрости зверя. Он одинок, но не зол, он воплощение того самого медведя из сказки, который оставил у себя девочку лишь затем, чтобы не жить в лесу одному, — русский поднял задумчивый взгляд на немца, — Второй уже хуже, он уже зверь, обычный с виду, просто очень умный и всё понимает. И как с обычным зверем, он будет действовать точно также. Если ты его кормишь, он будет к тебе ласков, а если нет, то не жди ничего хорошего.

— К чему ты ведёшь, Свят Вениаминович? — пристально посмотрел на него Вильгельм.

— Ни к чему, — усмехнулся Салтыков, — Я просто болтаю и жду тех, кто нас сопроводит до Берлина. Всё, наездились самостоятельно, хватит, — он поймал недоумённый взгляд собеседника, а потом обернулся на рокот в небе, доносившийся со стороны транспортной развязки.

Вертолёт медицинской службы заложил вираж и начал облетать поле, выбирая лучшее место для посадки.

— А третий медведь? — Вильгельм обернулся на русского.

— А его боятся первые два, — хмуро пробасил тот, — И он совсем не зверь.

Глава IV. Свидание в Трептов-парке

*

(19 августа)

Кристину разбудил скрежет. Она обернулась на звук и увидела сову, которая скребла когтями по оконному стеклу. Девушка тряхнула головой, резко вскочила с кровати и подошла к окну. Из-за стекла на неё недовольно глядела птица, которая в одной лапе сжимала свиток, а другой стучалась в окно. Француженка открыла ей, но сова на неё лишь покосилась, разжав лапу и положив свиток на подоконник, а после взмахнула крыльями и улетела, оставив Кристину одну.

Тёплый утренний ветер трепал её волосы, с улицы доносился шум проснувшегося города. Сон был коротким и тревожным, потому Кристина некоторое время просто смотрела на пергамент, пытаясь окончательно проснуться. Наконец подошла к кровати, вынула волшебную палочку из под подушки и проверила письмо на охраняющие заклятия, чтобы затем раскрыть его:

“Кристина Валери Фавр де Поль,

Вам дорога жить Марты фон Мирбах, и мне приятно видеть подобную привязанность, которая выражается в самоотверженном желании помочь бедной девочке от совершенно чужого ей человека. В наше время подобное не часто встретишь, и это говорит о Вас, как о выдающемся представители волшебного сообщества. Однако же я помню, как Вы обошлись с Сибель Арслан, и это уже не делает Вам чести.

Но несмотря на это я хочу встретиться с Вами сегодня в полдень в Трептов-парке, буду ждать у Карпового пруда, там, я думаю, мы сможем решить наши разногласия по поводу судьбы Марты фон Мирбах.

Приходите одна”.

Резкий стук в дверь отвлёк Кристину от письма:

— Мадемуазель, — голос Энцо был немного взволнован, — Мадемуазель, просыпайтесь, у нас гости.

— Энцо, открыто! — бросила в ответ француженка, успев подумать, что ещё же за гости у них могут быть?

Повернулась ручка, раскрылась дверь, и в комнату вошёл могучий Энцо Ламбер в пижамных штанах и рубахе в золотую лилию на голубом фоне.

— О! — от увиденного Фавр де Поль даже замерла с пергаментом в руке у раскрытого окна, — Милая пижама.

— Милые кружева, — вежливо улыбнулся мужчина.

Кристина опустила взгляд на своё декольте и утвердительно покачала головой:

— Кто там пришёл?

— Месье Готье вместе с месье фон Мольтке.

Француженка удивлённо подняла бровь сделала шаг от окна и бросила на кровать пергамент:

— Неожиданно, но вижу, тебя тоже с постели подняли?

— Так и есть, — кивнул Ламбер и отступил за порог, — Собирайтесь, я буду ждать в своём номере.

Он закрыл за собой дверь, оставив девушку в раздумьях.

Остановились они в гостинице для цауберов, прибывающих в Берлин по рабочим вопросам — здание стояло в одном квартале от зала заседаний Бундестага и представляло из себя вполне себе обычный дом и в целом обычный отель, в который просто никак нельзя было заселиться, если ты не волшебник — для обычных людей всё всегда было занято. Их номера с Энцо располагались через стенку, и Кристина даже удивилась, насколько тихо к тому пришли гости из Франции, раз ничего не услышала. Хотя, может быть, на самом деле, она просто очень крепко спала, не смотря на всё то, что ей снилось.

Француженка быстро оделась, взяла письмо, сунула её в карман и вышла из своего номера. У Энцо в кресле напротив кровати сидел он сам, уже тоже успевший переодеться. А вот на кровати были Поль Готье в алой мантии мракоборца и в точно такой же мантии Рихард фон Мольтке. Француз поднялся и радостно кивнул Кристине, а вот немец только поднял взгляд и лишь скрестил руки на груди.

— Привет, Поль, — приветливо улыбнулась Фавр де Поль, потом взглянула на Мольтке и усмехнулась, — Я смотрю, не все рады меня видеть.

— Я смотрю,