Петров встал и прошёлся по небольшой комнате, внимательно осматривая её. Квадратов двадцать, не больше. Окно глухое. Снаружи фигурные решётки из толстого металла. Этаж, примерно, второй. Дверь прочная, на замке, и неизвестно, что за этой дверью. Интуитивно Петрову казалось, что домик не маленький. «Хреново», – оценил своё положение мужчина.
Он опять взялся за часы, раз за разом вызывая Сергея. А мягкий женский голос раз за разом отвечал ему, что абонент не абонент. «Бл-ь!» – разозлился Петров. Нервничая, он сделал несколько кругов по комнате, зашёл в туалет и опять напился воды. Подошёл к выходной двери…
Он метался, как зверь в клетке, но выхода не видел. Сейчас состояние Петрова было напряжённым и мобилизованным. За несколько часов нахождения в плену, он много пил, мочился и рассчитывал, что большая часть снотворного или транквилизатора, что ему вкололи, уже вымылась из организма. Но он понимал и знал из разговоров с Сергеем, что ещё пара уколов неизвестного препарата, и он может уже никогда не прийти в себя. Поэтому он собирался не допускать больше никаких уколов.
Около четырёх ночи его выматывающее ожидание закончилось. Где-то в глубине дома послышался неясный шум, тяжело грохнула дверь, в коридоре раздался топот ног в тяжёлых ботинках и стих возле его комнаты.
Дверь через секунду распахнулась и двое наёмников быстро и резко шагнули в комнату. Но Петров уже был готов. Он стоял сбоку от входа, и наёмники не сразу заметили его. Петров со всей силы заехал ногой в поясницу последнему вошедшему. Тот хрюкнул и свалился на пол, отлетев метра на три.
Петров рванулся в коридор. Куда бы тот не вёл, это лучше, чем оставаться в глухой комнате. Но навстречу ему уже спешила ещё одна пара наёмников. Между тем шум внизу и выстрелы из пистолета ясно указывали на вооружённое столкновение, и у Петрова появилась надежда.
С удвоенной силой он бросился на охранников и началась жёсткая махаловка с хеканьем, матом и звериным оскалом лиц. Нет, Петров не был слабаком, но и чемпионом по боям тоже не был. Обычный тренированный мужик. Однако, когда бьёшься за свою жизнь, сила откуда-то появляется.
Ещё с одним наёмником Петров расправился, саданув ему ногой в голову. Тренер бы похвалил. Но остались ещё двое. Причём второй, тот, что выскочил из его комнаты, держал в руках готовый к применению шприц. Он не лез в драку: Петров всё равно был связан боем. Он ждал удобного момента.
И вдруг Петров ясно понял, что ребята сильно торопятся. Им сейчас надо срочно увезти его отсюда. Иначе зачем это всё посередине ночи? Да и шумы внизу подтверждают эту мысль. Значит, кто-то идёт ему на помощь. Или немецкая полиция, или Серёга. «Лучше Серёга», – мимолётно подумал Петров, уворачиваясь от нового удара. Его лицо и так походило уже на кровавую маску: с рассечённого виска свисает кусок кожи, разбитый нос свёрнут набок, скула отекает от крепкого удара. Про болезненные синяки на теле он и не думал: заживёт!
Но Петров устал. Нервы, неизвестность, напряжение, слабость после укола. И Петров пропустил сильнейший удар по печени. Он упал, согнувшись от боли пополам. Сознание находилось в пограничном состоянии. Наёмник со шприцем немедленно подскочил к нему и с размаха всадил иглу в плечо. Двое других подхватили его подмышки, собираясь куда-то нести.
Уже закрывающимися глазами Петров увидел в дальнем конце коридора Сергея и его ребят. «Успели…» – выдало затуманенное болью сознание.
– Маше … не на-до…», – непослушными губами успел прошептать он склонившемуся к нему другу.
***
Александр уехал, и Маша вначале даже вздохнула с облегчением: не будет рядом шумного напористого Сашки. Можно немного отдохнуть от него и подумать о переменах в своей жизни. Переменах слишком быстрых, слишком резких.
Пару дней она ходила на работу без волнений и переживаний. Осваивалась с новым местом, знакомилась с людьми и обязанностями. Виктор на удивление был корректен и лишний раз её не дёргал. Об их разговоре о сыне пока не напоминал.
Борис или Сергей каждый день звонили Маше и спрашивали о её делах и проблемах. Об Александре не говорили ни слова.
На третий день позвонил Ванька и радостно заявил:
– Мам, мы с Леной к тебе заедем на часок вечером. Сегодня будем в твоём районе, так что нам по пути.
– Заезжайте, конечно, сынок, – обрадовалась Маша. – Нам, кстати, и поговорить надо, – предупредила она, решив всё же рассказать Ивану об отце.
– Ого! Заинтриговала! – воскликнул Иван. – Жди!
С работы Маша торопилась, чтобы успеть приготовить что-нибудь вкусненькое. Ванятка редко теперь заезжал к ней. Да и хотела настроиться на разговор с сыном. Она даже незаметно сняла Маркелова на камеру, чтобы показать сыну. У неё самой никаких фотографий бывшего мужчины не было. Она их уничтожила в порыве ярости сразу же.
Маша готовила, думала о сыне, представляла их разговор, а в душе исподволь рождалась непонятная тревога. Ожидание какой-то большой беды. Но Маша останавливала свою панику, понимая, что это просто нервы. Звонок в дверь раздался в семь вечера. Пришли ребята.
– Проходите, – с улыбкой встретила их Маша. – Руки мойте и за стол, остывает всё.
– О, мам, – повёл носом сын. – Чувствую ты мясо запекала. Люблю, люблю! – облизнулся Иван и поторопил девушку: – Лен, быстрее! Жрать хочу, сил нет.
После ужина Лена, предупреждённая заранее Иваном, ушла в комнату, а мать с сыном остались в кухне. Маша закрыла дверь и села напротив сына, заставив его этим насторожиться.
– Сынок, я никогда не говорила тебе об отце, хотя маленьким ты часто спрашивал меня о нём.
– Я помню, мам, – серьёзно ответил парень.
– Так вот в нашей жизни случилась неожиданность. Я устроилась на новую работу и оказалось, что исполнительным директором «шоколадки» является Маркелов Виктор Николаевич – твой отец.
Иван молчал, но руки его сжались в кулаки так, что косточки побелели.
– Он не знал о моей беременности и о твоём рождении. Я вычеркнула этого человека из своей жизни. Но, может быть, я ошиблась и лишила тебя главного родственника. Сейчас Виктор узнал о тебе из моего личного дела и предположил, что ты его сын. Я не стала скрывать этого, Ваня. Ты уже вырос. Тебе двадцать лет. Алиментов на тебя уже не надо. Да и раньше не надо было, я справлялась, – поморщилась Маша. – Но я не могу отказать в его просьбе познакомиться с тобой. Как ты на это смотришь? – осторожно спросила она у сына.
– Плохо смотрю, – сквозь зубы произнёс сын. – Почему он не поинтересовался твоим состоянием, когда вы расстались? Если вы жили вместе, он должен был понимать, что могут быть дети! А он?! Просто выкинул тебя из своей жизни! А теперь хочет познакомиться?! Через двадцать лет! Ещё и, наверняка, претензии предъявляет, иначе ты не расстраивалась бы так. Познакомиться?! – разбушевался вконец Ванька. – Не проведя ни одной бессонной ночи?! Не сменив ни одного подгузника и не вынеся ни одного горшка?! Ни разу не увидев у ребёнка температуру под сорок! Даже я сам помню это, мама.
