class="p1">Колька, выпивает в одно лицо, а я сижу просто так, так как за рулём и уже собираюсь уходить. Не успеваю. В дверь стучат, и со стороны Салона к нам приходит хорошо поддатый, но модный мужик:
— Здорово, чуваки! Выпить есть?
— Ага, есть! — отвечает Колька, — Заходи, Вася, наливай и сядь посиди с нами, а то убегался, небось!
Они выпили, и мы познакомились.
Василий Федулов, в недавнем прошлом старший оперуполномоченный районного уголовного розыска, а ныне владелец «Fedulov Galery» с адресом в Филадельфии, штат Пенсильвания, США. В общем, новоявленный меценат и галерист. Привёз из Америки в Новую Россию выставку художника Глуговского с его самыми известными работами — «Зелёная собака Фантомаса», «Led Zeppelin», «Музыкант», «Рогатый» и др. и выставляет её в «Художественном салоне» за стенкой, где малость задержался, но домой ехать пока не хочет.
Забегая вперёд, скажу, Вася был хороший парень, всегда честный и терпимый к опекаемым им художникам. Как он, бывший опер, заделался меценатом, правда, не знаю. Но когда молодой художник просил у него сто долларов на поесть и, получив их, естественно, напивался и тут же сообщал Васе, какой он гад и за свои грязные доллары хотел купить его тонкую творческую душу… Так вот… Вася не бил его в морду, хотя очень хорошо умел это делать по прошлой профессии, а сто долларов просто прощал. Было в нем что-то такое, человеческое… никак не свойственное жёстким и корыстным меценатам-галеристам этого времени.
Ну что… они выпили и мы, конечно же, идём смотреть картины. Хорошие картины, нужно сказать… Сам Глуговский, по основной профессии психотерапевт-психоаналитик и творчество у него такое, психоэкспрессивное, что ли… Короче, мимо не пройдешь! Вот и я, не прошёл мимо «Рогатого», а сразу понял… эту картину нужно брать. Как, понял? А сердцем, как ещё…
На выставке, естественно, есть каталог, а в нем цены:
— Беру «Рогатого»! — сообщаю я Васе, доставая кошелёк.
— «Рогатого» не продам, себе оставлю, нравится! — сообщает мне Вася.
Далее, в течении получаса, под коньяк, Васе с двух сторон было подробно объяснено как называется нехороший человек, который пришел на базар продавать вещь и даже ценник к ней пришпандёрил, а сам не продаёт!
Не уговорили. И тогда я предрёк:
— Ну и фиг с тобою, Вася! Всё равно, когда-нибудь, но я у тебя эту картину выкуплю.
И как накаркал, но про это, после.
Сейчас же, просто сажаю своих поддатых друзей к себе в машину и везу по домам, Кольку — в Фили, а Васю — в Кунцево. И только мы отъехали от «Художественного Салона»…
С улицы Чаянова на нас, буквально, вылетела Volvo-740 и визжа тормозами остановилась в миллиметре от моего правого заднего крыла. Из автомобиля вышли пятеро сильно нетрезвых граждан атлетического телосложения и… вполне дружелюбно попросили нас не вызывать гайцов, а прямо сейчас получить за это сто долларов — самую тогда популярную купюру в Москве. Получили. Поехали дальше. Мы в свою сторону, они в свою. Такие тогда были нравы в ночной Москве и попробуй не возьми… когда от души предлагают.
Прошло полгода и я уже благополучно забыл о «Рогатом», но, как оказалось, не он обо мне.
Звонок телефона: — Михалыч, привет, это Федулов, «Рогатого» купишь?
— О, Вася, привет! Конечно, куплю, если по той же цене.
— По той же, сейчас привезу, говори адрес!
Через час, приезжает ко мне Вася, привозит упакованную картину, с нею всё в порядке, но, вот, что с ним? Грязный, небритый, одет как бомж. Рассказывает. Всё банально…
Во время его частых рабочих вояжей по маршруту Кунцево-Филадельфия и обратно, как-то так случилось, что приклеилась к нему в США одна симпатичная негритяночка. И не просто приклеилась, а родила ему дочку. И какая-то добрая душа, естественно, сообщила об этом прискорбном факте Васиной супруге в Кунцево. Та, недолго думая, отбивает мужу телеграмму:
«Я при смерти, две наших дочки при смерти, срочно прилетай!».
Вася, всё бросив, прилетает. С собою, не знаю зачем, привозит несколько картин, включая «Рогатого». Оставляет их в камере хранения «Шереметьево» и едет домой, в Кунцево. Но, домой его уже не пускают. В лицо ему летит чемодан с вещами, какие-то обидные слова и двери закрываются. Навсегда.
И зачем, спрашивается, вызывала телеграммой?
А дальше, всё уже совсем по-русски! Как вы думаете, что делает тонко чувствующий меценат, получив от жены по морде чемоданом с вещами? Правильно, он идёт в кабак. А дальше, вечером, напившись в кабаке? Тоже, правильно, он идёт к жене объясняться, что хоть он и виноват, но он… не виноват. Но, не дошел.
В подъезде Васю поджидает шайка кунцевской молодёжи. Не конкретно его, но поджидает. Раздевают, разувают, отнимают кошелёк и документы. Потом, правда, документы отдают, но, ещё маленько бьют, как шпиона. И как Вася не кричал, что он мент и что он их… ему не верят, по документам он был уже почти американец, с их грин-картой.
В общем, кое-как Вася перебился, продал привезённые картины, в том числе и мне «Рогатого», и улетел в Америку. Уже навсегда. И, по слухам, там процветает. А его жена с детьми…. А, не знаю!
Кстати, «Рогатого» российские галеристы и сам художник Дмитрий Глуговский попросту потеряли. В каталогах картина есть, а так… нету нигде, и где она, никто не знает. Через много-много лет я сам связался с автором и рассказал ему эту историю, и что картина у меня. Сказал, что если нужно, буду давать картину на выставки. Но, художник попросил только фото, он уже и сам про неё забыл… а она, вот… есть!
* * *
Кабинет Ректора Л. А. Вайсберга.
На следующий день после визита в Университет руководства СССР.
Вайсберг полулежит на кожаной кушетке в комнате отдыха. Рядом, Проректор Университета по Соцкультбыту А. Н. Буркис. На столике, стакан воды и пачка таблеток «Аспирина».
Вайсберг (вяло): — Аркадий, что-то я не в форме после вчерашнего… всё, как-то сумбурно было, как в тумане, особенно в конце, уже плохо помню…. Напомни, пожалуйста, с чем мы, в итоге, остались?
Буркис: — Полтора ящика «КВ» и два серебряных ведёрка с чёрной икрой! Я их из-под американцев, буквально, выдрал. С собою забрать хотели, всё мне говорили:
«For оur President!».
— Но, я же по-английски не понимаю, короче, выдрал. Всё в холодильнике!
Вайсберг: — Это ты, молодец! Я тот «КВ» 50-летней выдержки еще на кладбище распробовал, когда поминали наших, да, видать, немного переборщил…
— Бывает… тонко улыбается Буркис.
— Ты это… подели икру на всех, кто работал, и ещё премии оформи приказом, я подпишу.
Буркис (улыбаясь): — Тот «КВ» вчера все распробовали, особенно женщины. Как одна сказала, кстати, тоже профессор:
«Развитие аромата уходит в древесно-бальзамическую тему с нюансами шоколада, ванили и специй, а покрытый насыщенным вкусом чёрной икры со сливочно-ореховыми нотками и с едва заметной горчинкой, он приходит…».
— Высокая поэзия! Я вчера у неё даже попросил записать, выучить. Вот так, «уходит-приходит», а семнадцать ящиков «КВ» за вечер махом ушли, считай, всё, что привезли. И это, не считая чёрной икры, её тоже всю кончили, под ноль, все 30 ведёрок… Зато журналисты довольны…! Весь мир теперь знает, как угощали на банкете у Русского Ректора Вайсберга! Все зарубежные издания уже сообщили… В подробностях!
Вайсберг: — У-у-у-у! Ну а так-то, по делу, что было? А то я, считай, с обеда уже как зомби ходил… не помню ни черта!
Буркис: — Так, Вас же, Леонид Абрамович, второй Гертрудой вчера наградили! Поздравляю от души! Достойная награда за Ваш труд.
— Всем нашим… кому орден, кому медаль дали, — продолжает Буркис, — Мне, вот, с Кофманом и Маликовым, по «Трудовику» прилетело, как с куста (нежно гладит новенький Орден Трудового Красного знамени на груди).
Университет расширять будем, новое направление открывать «Проектирование обращения с отходами» называется, нам под него уже сказали список писать, что нужно.
Михалыч вернулся из Министров, говорит, надоело в Москве, по нам соскучился.
Кучу Грантов для эко-общественности объявили, я уже даже дочке сказал, чтобы подавала заявку на «собак считать и защищать», она же у меня собачница…
И ещё у нас теперь многопартийность и… как, бишь, его… плюрализм мнений. Какая-то партия «Зеленые» будет, кроме КПСС. Но, это зачем, я пока не совсем понял…
Вайсберг: — У-у-у-у!
Глава 11
КГБ СССР против «боевых экологов»
В бытность мою Министром от Экологии СССР у меня не было
