который нам помог, тоже промолчит, он женат.
— Александра! Приличные леди не произносят слово «любовник», — притворно возмутился Фредерик.
— А еще они не участвуют в весенних скачках и не связываются с преступниками. Если мое поведение тебя разочаровывает, постараюсь это пережить.
— Кстати, леди, когда вокруг посторонние люди, постарайся держать рот на замке.
— С какой стати?
— От тебя на милю разит принцессой, а мы находимся в бунтарском королевстве Абиньон, а не в приличной Виалии.
— Я не принцесса!
— А как еще назвать наследницу престола, которая вот-вот выйдет замуж за принца? Ты хорошо говоришь на местном языке, но акцент выдает придворное обучение, а здесь народ простой. Они быстро выбьют из тебя принцессу.
— Ты им не позволишь!
Фредерик улыбнулся, впервые без иронии, и кивнул.
— Ты права, я им не позволю, но лучше все-таки молчи.
— Показывайте направление, герцог Сарель! — почтительно склонила голову.
— Не называй меня так, ладно? — тихо попросил Фредерик и пришпорил лошадь.
Обедали мы в деревушке на краю леса. Захудалое место и трактиром-то не назовешь, но выбора в малонаселенной восточной части Абиньона не было. Простая, но сытная еда радовала желудок. Смущало только то, что посетители не сводили с меня глаз. Ели и смотрели. Разговаривали и смотрели. Непрерывно. Это нервировало.
— Прекрати ерзать! — проворчал Фредерик. — Сиди спокойно. Теперь сама видишь, что я прав: ты очень отличаешься от местных жителей.
— Чем?! Я ничего не понимаю… две руки, две ноги, запылившаяся амазонка, волосы в кривом хвосте. Чем я отличаюсь?
Фредерик постучал ложкой по столу.
— Тем, что ты и есть принцесса. Даже когда ты ползла в грязи по петле Абиньона, все равно выглядела принцессой. Если вернешься в Виалию и вымолишь прощение у Элиаса, то однажды унаследуешь престол. Никому другому он его не отдаст. Я не знаю, что в тебе такое… — Фредерик пригляделся ко мне, всерьез раздумывая. — То ли осанка, то ли посадка головы, то ли упрямый рот. Смотришь и сразу понимаешь: эта девчонка не просто так, она будущая королева. — Снова постучав ложкой по столу, Фредерик усмехнулся: — Рот закрой, Александра! А то похожа на принцессу, которая сейчас съест муху.
Я действительно внимала ему с открытым ртом. Слова Фредерика не только смутили, но и… понравились? Стандартные комплименты уже давно набили оскомину, а его слова приятно озадачили… Мне хотелось быть девушкой, которую он описал. Постаралась незаметно выпрямить спину, но от него это не укрылось.
— Какая же ты еще девчонка! Сколько тебе, двадцать?
— Двадцать три.
— Ешь, двадцать три, и ни о чем не волнуйся. С местными я разберусь. — Обернувшись, Фредерик откашлялся, привлекая внимание посетителей. — Насмотрелись на мою жену? Кто следующий посмотрит, будет иметь дело со мной! — сказал грубо на местном диалекте.
Желающий подраться с моим самозваным «мужем» нашелся сразу. Видимо, обеденный перерыв у местных работяг слишком длинный, нечем заняться. Подвыпивший толстяк подошел к нашему столику и уставился на меня мутными глазенками. Что он сказал, я не поняла, диалект незнакомый, но Фредерику его слова не понравились. Аккуратно положив ложку, он врезал толстяку по лицу. Молниеносный точный удар едва не сломал шею мужчины.
Тряхнув рукой, Фредерик поднял ложку и доел суп.
Толстяк стёр кровь, подозвал друзей и кивнул в сторону выхода, намекая на необходимость выяснить отношения.
Фредерик поднялся с места, оставляя на столе несколько монет.
— Откуда у тебя деньги?
— Их выдавали на выходе из тюрьмы, — ответил невозмутимо.
Получается, что друзья вытащили его из тюрьмы два раза подряд, да еще снабдили деньгами. Мне бы таких союзников!
— Ты не драться ли собрался? — Ситуация мне нисколько не нравилась.
— Ты очень медленно ешь, и мне стало скучно. Доедай, а я пока развлекусь. — Не дожидаясь моих возражений, Фредерик последовал за мужчинами. — Кто посмеет подойти к моей жене, расстанется с зубами, — пообещал громко. Перепрыгнув через прилавок, принес мне с кухни пустую кастрюлю и металлическую ложку. — Если к тебе кто — то приблизится, стучи по кастрюле, и я вернусь.
Я чувствовала себя странно, и не только потому, что держала на коленях огромную кастрюлю. Посетители продолжали меня разглядывать, я ела пирог с грибами, а во дворе разыскиваемый властями вор дрался за мою честь. Не самая стандартная ситуация.
Не выдержав, завернула остатки пирога в салфетку и вышла во двор.
Увиденное словно окатило кипятком с головы до ног: Фредерик стоял, прислонившись к стене, весь в крови. Я бросилась к нему, на ходу доставая аптечку из седельной сумки.
— Обязательно надо было подраться, да? А то у нас без этого проблем не хватает! Мы договорились, что ты будешь меня защищать, однако нападать на других совершенно необязательно! — ругалась, ощупывая его в поисках повреждений. — Что с тобой сделали, Фредерик? Я не вижу ран.
— Это потому что кровь не моя, — рассмеялся.
— Тогда почему… — вдохнула, чтобы набраться терпения, — почему ты сразу не сказал, а позволил мне… тебя касаться.
— Мне понравилось, ты так нежно меня гладила.
— Я тебя не гладила, а раны искала!
— Попробуй докажи! Она меня гладила? — спросил стоящего поблизости толстяка. По лицу того текла кровь, но он выглядел удовлетворённым дракой.
— Гладила! — подтвердил и вернулся в трактир.
Мужчины — странные существа. Сидят, обедают и вдруг задаются вопросом: а не подраться ли? Поди пойми их!
Фредерик вздохнул и наморщил лоб.
— Тебе больно? — всполошилась я.
— Нет, я жалею Марциуса.
— Это тот толстяк?
— Нет, твой жених. Ты что, не помнишь его имени?
— Почему ты его жалеешь?
— Бедняга живет себе, радуется жизни, и не подозревая, ЧТО к нему едет. Кошмар один, Фергус в юбке.
Фредерик смеялся, а я нет. Впервые за наше знакомство меня покинуло чувство юмора.
— Мне тоже его жалко, — сказала честно. — Я выйду замуж ради спасения отца, а он для чего? Во имя теоретического будущего Плессии? Жертвовать собой ради любимого человека легче, чем делать это просто потому, что ты принц, и тебя женят
