— Не знаешь ли ты чего о поместьях Пёрпл-Пойнт, Гил?
— Ещё бы мне не знать! Три поколения моей семьи ползали под полом этих старых развалюх. В девятнадцатом веке у них там и ванн не было — только ватерклозеты.
— Правда? — задумчиво переспросил Квиллер, почему-то вспомнив, что король Георг III умер в клозете.
Гил продолжал:
— Теперь-то, конечно, при каждой спальне есть ванная комната с душем и золочеными кранами. Теперь грех жаловаться!
— А дом Ледфилдов тебе знаком, Гил?
— Конечно! Очень старый дом! Они шесть спален превратили в апартаменты. Помню, там ещё в хозяйских комнатах пианино стояло. Славные люди. Всегда оплачивали счета вовремя… и посылали своему сантехнику подарок к Рождеству.
В тот вечер Квиллер и Полли ужинали в таверне «Типси», придорожном бревенчатом домике к северу от города. Таверна была знаменита своими цыплятами и незабываемыми поздними завтраками. (Хозяин держал птичий двор, его было видно из бокового окна.) Заведение носило имя кошки первого своего владельца. Портрет Типси красовался в главной зале. Официантки, бодрые женщины за шестьдесят, называли Квиллера не иначе как «сынок». Полли и Квиллер любили бывать здесь.
Сегодня они сидели в нише на двоих, поглядывая на птичий двор.
Полли сказала:
— Вчера вечером Арчи не было дома, и мы с Милдред замечательно поужинали у них вдвоём и болтали как сороки. Потом выпили чая с печеньем на балконе, и было так мирно и покойно, что нам даже говорить расхотелось. И вдруг Милдред сказала кое-что, чего я не поняла
— И что же это было? — спросил Квиллер. — Или я покушаюсь на ваши, женские, секреты?
А сказано было (если, конечно. Полли правильно запомнила) следующее: «Многие убийства совершаются после полуночи».
Полли объяснила это так: бывает, сидишь с друзьями и все так довольны и счастливы, что даже разговаривать не хочется, но вдруг что-то само собой срывается с языка, а что — непонятно.
Она выжидательно воззрилась на Квиллера
— Гм-м, — задумчиво пробормотал он. Такая его реакция была хорошо знакома друзьям.
— Милдред говорит, — пояснила Полли, — что эту фразу им диктовали в старших классах, когда учили печатать на машинке. И теперь, когда в голове у неё пусто, эта фраза почему-то всплывает.
— Да, понимаю, — кивнул Квиллер. — У меня для такого случая есть одна цитата из Диккенса.
Это была фраза из «Повести о двух городах»: «То, что я делаю сегодня, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал…»
Полли поделилась своей фразой «Из ничего и будет ничего». Она получила её в наследство от отца, который занимался Шекспиром. Квиллер знал, из какой это пьесы — «Король Лир». Как же можно забыть такое!
К ним подбежала одна из бабушек-официанток:
— Подавать десерт, ребятки?
Фирменным десертом заведения был хлебный пудинг с кленовым сиропом. Клены собственные, те, что росли около таверны.
По пути домой Полли сказала:
— Все только и говорят, что о твоей колонке про Агату Бёрнс.
— Я получил тёплое письмо от её племянницы из «Уголка на Иттибиттивасси». Она переслала мне книгу из библиотеки Агаты. С посыльным. Он чуть с мотоцикла не свалился, когда увидел Коко в окне. Как же, знаменитый Коко! Бедняге так хотелось поскорее рассказать жене, что он видел Крутого Коко собственной персоной.
— А что за книга — спросила Полли.
— Готорн «Легенды старой усадьбы».
— Кстати, Ледфилды называют свое жилище Старой усадьбой!
— Стоило мне положить книгу на кофейный столик, как Коко тут же уселся на неё. Я сказал ему, что у него хороший вкус, и он прищурился в ответ.
На следующий день Квиллер читал Готорна двум безмятежным сиамским кошкам, когда позвонил Торнтон Хаггис из Центра искусств.
— Есть пара минут? У меня интересные новости.
— Я только что сварил кофе, Торн. Не заглянешь?
Гость восхитился кошками, похвалил кофе, сказал несколько добрых слов о Готорне.
— Ну, не томи! — поторопил Квиллер.
— Знаешь вязальщицу из Кеннебека?
— Я заказал ей свитер.
— А тебе известно, что она предсказывает будущее?
— Только не говори мне, — ответил Квиллер, — что следующему параду помешает дождь! С Гилом Мак-Мерчи случится удар.
— Хуже! Она всегда предсказывала стихийные бедствия. Ещё перед тем парадом обещала. И стоит на своём! Пророчит стрельбу и отравления! Причём имеет в виду не игрушечные пистолетики и не прокисший картофельный салат, а настоящее преступление! Бедствие, виновником которого будет человек, а не природа!
— М-м-да… — протянул Квиллер. А что ещё он мог сказать?
Торн продолжал:
— У них тут в галерее готовится новая выставка. Меня хотят загнать на приставную лестницу. Так что я пойду. Спасибо за кофе.
Глава девятая
Пока Квиллер ждал беды, которая подтвердила бы его теорию, что уж больно гладко всё складывается с праздником «Пикакс и я» (он, разумеется, был прав, но доказательство последовало позже), приехала Кларисса, и этот факт нашёл отражение в его дневнике:
Вторник. Приехала Кларисса. Никакой суеты и беспорядка. Она настоящая газетчица — держится независимо. Её детские кудряшки и ямочки обманчивы.
Вдруг мы узнаём, что она прилетела с Джеромом и багажом, взяла такси и приехала в «Уинстон-парк», где заранее заказала себе номер по телефону. Первой её заботой стало запастись кормом и наполнителем для кошачьего туалета. А другие приспособления она привезла с собой из Калифорнии, как всё это она загружала в самолёт, не совсем понятно.
Хотя ей не обязательно было являться в редакцию до следующей недели, она пошла в газету и поздоровалась с каждым за руку, привела в порядок отведённый ей стол и даже взяла себе задание на утро понедельника. Я бы сказал, что очень неплохо для начала. Только что звонил Джо Банкер — сообщить, что устраивает в воскресенье вечером вечеринку с пиццей в честь нашей белокурой «бомбы».
Квиллер не удивился звонку Уэзбери:
— Она здесь, она здесь!
С нарочитой педантичностью он спросил:
— Кого ты имеешь ввиду?
— Ты прекрасно знаешь, кого я имею ввиду! И я устраиваю вечеринку с пиццей в воскресенье вечером. Ты не сможешь ей привезти? Она живёт в «Уинстон-парк».
— А я приглашён на вечеринку, или меня используют только в качестве шофера?
— Не только приглашён, осёл этакий, я надеюсь, что ты поможешь развлекать гостей. Как насчёт того, чтобы продекламировать несколько «кошачьих» лимериков?
