оргвыводов. Дело было в том, что ночные воры вскрыли не только сейф с оружием, но и другой, секретный, где хранились некоторые важные бумаги самого Заседина. Референт послал в город на разведку приехавшую с ним бригаду и ждал новостей. Наряд милиции, конечно же, вызывали — скрывать труп сторожа не было смысла. Но сотрудничать с ними по-настоящему никто не собирался.
Перед Портновым лежал чистый лист бумаги, на нем поблескивал тупорылый макаровский патрон. Референт время от времени пускал его по столу волчком и задумчиво наблюдал за вращением медного цилиндрика.
Вошел директор ресторана и рассказал о брелоке и о разговоре с Соболихиным. Вместо того чтобы немедленно пригласить Соболя, Портнов шмыгнул коротким носом, недобро посмотрел исподлобья на директора и спросил:
— Когда он был у тебя последний раз?
— Не знаю точно. Дней, наверное, пять прошло.
— А, вообще, часто бывает?
— Да примерно раз в неделю, когда два.
— Хорошо, иди.
— А как с ним быть?
— С кем?
— С Соболем.
— Никак.
Когда директор взялся за дверную ручку, он услышал позади себя произнесенную шепотом фразу: «Зачем Соболь показал здесь брелок? Зачем, а?» Обернулся и наткнулся на взгляд маленьких злых глаз.
— Иди, чего стал? — крикнул ему референт.
Оставшись в одиночестве, Портнов сжал в кулаке патрон, затем опустил его на бумажный лист и сильно закрутил. Блестя медью, кусочек металла раскрывающейся спиралью побежал по столешнице, звякнул о настольную лампу, отскочил от нее и слетел на пол.
* * *
Утром на окраине города в гаражном поселке нашелся угнанный «ЗИЛ». Соболихинские ребята успели осмотреть машину до прибытия милиции, но путного ничего обнаружить не удалось. Гаражей там стояло более двух сотен, не обыскивать ведь каждый? Да и вряд ли добро спрятали здесь. Соболихин навел справки в УВД. Подтвердилось совпадение отпечатков протекторов найденной машины и оставленных прошлой ночью у «Свечи». Водитель парковал «ЗИЛ» около дома. Примерно в два ночи услышал звук двигателя, выбежал и получил по голове. Когда очнулся, машины и след простыл. Расстроился и в милицию не обратился. «Какой смысл?» Значит, не выезжали грабители за город? Местные, что ли? Или перегрузились на другую машину. Самый главный вопрос оставался по-прежнему открытым — кто?!
Константин Гридин подкинул версию о причастности к делу мелкого хулигана Шестернева. Он рассказал Соболю о драке младшего брата, заключенном на нее пари и о том, что другой участник поединка находится в настоящее время в реанимации — крепко затылком к кирпичу приложился. Деньги, десять тысяч долларов, немалые для такой шпаны, должны быть отданы как раз сегодня. Где их взять? А еще нужно бабло на лечение своего дружка. Вот и нашли выход. Гипотеза показалась логичной. Спустя час с небольшим вся шайка без лишних церемоний была этапирована в подвал недостроенного магазина, принадлежащего одному из друзей Соболя. Допрос с пристрастием длился почти до вечера. Он стоил определенных нервных затрат дознавателям и нанес существенный ущерб подследственным, как физический, так и моральный. Хотя, справедливости ради надо заметить — никого не покалечили. Соболихин, вообще, не имел склонности к жестокости и кровавым разборкам, он всегда, если можно было, предпочитал разумные компромиссы. В конце концов, следственная бригада вынуждена была согласиться с тем, что вина подозреваемых не доказана. Участие в ограблении ресторана «Свеча» и соболихинской палатки отрицали все как один, а деньги хулиганы добыли просто — срочно продали однокомнатную квартиру знакомого алконавта, что подтвердилось. Так что версия оказалось сырой, и пришлось всех отпустить. Остался лишь Шестернев, неожиданно вызвавшийся в добровольные помощники.
Около девяти Соболихин позвонил в милицию. Новыми данными те не располагали.
— Да, скорее всего, они поменяли машину. Паленую бросили, а на другой свинтили из города. Как ты считаешь? — спросил его Гридин.
— Ты меня спрашиваешь? — прошепелявил в ответ Соболь.
Глава 4
После эпизода открытого неповиновения, последовавшего за скармливанием яиц собаке, отец, и до того не жалующий младшего сына, вовсе перестал замечать его. Он не испытывал никаких положительных эмоций от лицезрения последыша и раньше, а теперь ни за что не признался бы себе в том, что окончательной причиной решительного отторжения уродца служит пережитый тогда, в курятнике, необъяснимый парализующий страх. Так что исчезновение Тамерлана отца нисколько не огорчило. Иное дело мать. Ее сердце неисповедимо. В нем нет места логике. Часто оно больше страдает, болит и радуется не за процветающих и здоровых детей, а за убогих, глупых и беспутных, совсем не требуя взамен ответной любви. Мать долго расспрашивала людей, пока через полгода ей не сказали, что видели Тамерлана на территории усадьбы бая. Ее обрадовало известие, что младший жив. Но увидеться с сыном долго не могла. В райцентре бывала редко, а когда случалось, как прийти к могущественному человеку, как попросить его о свидании? Может, и нет там ее сына. Показалось кому-то. Да и зачем такой, как Тамерлан, понадобится баю? Не работник, почти немой. И все же бывая в райцентре примерно раз в два месяца, она, робея, пыталась заглянуть в открывающиеся время от времени самые большие ворота в поселке. И ее заметили.
Председатель несказанно удивился, что у такого странного существа может быть мать. Он воспринимал Тамерлана как некое чудо природы и ни разу не удосужился поинтересоваться его происхождением. Ему легче было поверить, что столь неожиданно и удачно подвернувшийся псарь воспитан степными волками, — говорят, бывают такие случаи. Или, вопреки постулатам самой передовой на свете марксисткой догматики, является подарком какого-то благорасположенного лично к нему, председателю, джина. Бай с головы до ног оглядел бедно одетую и рано постаревшую женщину, покачал головой и разрешил ей увидеться с сыном.
Отдельная комната с аккуратной кроватью, столом и шкафом, а также новая и опрятная одежда Тамерлана сразили мать. Сын, впрочем, принял ее так, будто они расстались вчера. На ее несмелое объятие не отреагировал и на протяжении всего свидания почти ничего не сказал. И все равно, она испытала облегчение. Словно камень у нее с сердца свалился.
* * *
Слава — это хвост удачи. Как за маленьким раскаленным космическим осколком, называемым кометой, тянется намного превосходящий его размером газовый след, так и за громкими успехами следуют молва и слухи. Нередко раздутые до грандиозных размеров. Со временем из них — слухов — происходят легенды. Собаки председателя так часто одерживали победы, что породили шлейф, тянущийся за ними подобно инверсионному потоку. Его частицы расходились сначала по району, затем по области, а потом
