колония была уже далеко не та, что раньше.
Птенцы императорских пингвинов
Еще через несколько дней птенцов уже не стало: часть из них исчезла, трупы других лежали в снегу на месте последней колонии. Они погибли не от холода — в январе в Антарктиде сравнительно тепло. Видимо, начавшие линять родители уже не смогли их кормить, так как были не в силах ходить за пищей к морю. Часть птенцов, накопивших достаточно жира, чтобы перелинять, разбрелась во все стороны, те же, которые вывелись слишком поздно, погибли. Взрослые пингвины все еще стояли рядом, но многие уже сбросили толстый и густой пух и были теперь покрыты коротким блестящим пером — линька заканчивалась.
Императорский пингвин, безусловно, очень своеобразная и необычная птица. В каком-то смысле он является символом Антарктики так же, как лев соответствует Африке, а кенгуру заставляет вспомнить об Австралии. У каждого, кто хоть раз видел императорского пингвина в его родной Антарктике, это зрелище надолго останется в памяти.
Следующий день вновь оказался выходным — началась пурга. Она была не особенно сильна, но видимость упала до нескольких сотен и даже десятков метров. Мелкие скалистые островки вблизи Мирного скрылись в туче крутящегося снега, и кругом не было видно ничего, кроме вихрей метели. Передвижение вне станции было прекращено, а так как у нас уже все было готово к работе, оставалось только отдыхать и ждать, когда же прекратится ветер.
Первый этап работ подошел к концу. Бесконечные обсуждения, организация экспедиции, сборы, долгий переход через все широты, первые неуверенные погружения остались в прошлом. Все это делалось для одного решительного момента, и теперь этот момент наступал. Задачи, стоящие перед нами, стали ясными и определенными. Начинался второй, самый ответственный этап экспедиции — полевые подводные работы. Перед началом регулярных погружений не мешало как следует отдохнуть, и мы со спокойной совестью разлеглись на койках и провалялись целый день.
К утру пурга прекратилась. Свежий снег покрыл все вокруг, засыпал мусор, и Мирный, казалось, умылся и нестерпимо сверкал под лучами солнца. Исключительно прозрачный воздух в Антарктиде почти не поглощает свет, а блестящая поверхность снега и льда вновь отражает его, поэтому освещенность летом здесь чрезвычайно велика, свет настолько силен, что слепит даже через темные очки.
Мы быстро собрались, и вскоре я уже сидел в нашем балке, а трактор медленно тянул его к острову Строителей. Саша поместился рядом с водителем и указывал путь. Балок не имеет рессор, и пока мы двигались по неровной дороге из Мирного, все внутри дергалось и подпрыгивало сильнее, чем на «Оби» во время самого жестокого шторма. Я должен был удерживать многочисленные предметы снаряжения, которые, казалось, взбесились и по своей воле носились по всему крошечному помещению. Наконец стало спокойнее. Выехали на ровный морской лед, движение почти перестало ощущаться, балок лишь легко покачивался на едва заметных неровностях, точно мы снова плыли на нашем корабле по бескрайнему морю; но на этот раз путешествие было недолгим.
Балок — наш дом и лаборатория
Прошло немногим больше часа, и наша лаборатория расположилась рядом с лункой. Лед, достигавший двухметровой толщины, был очень прочен, и мы установили балок всего метрах в пяти от проруби. Это было очень удобно, водолаз не тратил время и силы на хождение к месту спуска. За три дня лунка вновь покрылась льдом толщиной около 10 сантиметров; мы подпилили лед у краев и, расколов его на крупные куски, вытащили наверх. Теперь можно было приступать к работе. От телефона решили отказаться: он, правда, успокаивал страхующего, но зато мешал водолазу передвигаться под водой и вообще был не слишком нужен, так как сигналы мы могли передавать по спусковому концу. Поэтому отключили телефон, сняли кабель и ограничились тонким капроновым плетеным концом.
Начали с изучения обитателей льда. Саша опустился под воду и снизу воткнул в слой ледяных игл специальный прибор — зубчатый водолазный дночерпатель, острый край которого напоминает пилу. Вращая аппарат, он погрузил его в лед до сплошного слоя, замкнул, и первая проба подледной жизни была собрана. Затем, вытащив ее на поверхность, мы переложили лед в ведро. Чтобы получить достоверные данные, нужно довольно много проб, и эту работу пришлось повторять снова и снова. Когда получасовое погружение подошло к концу, у проруби стояло семь ведер, в каждом из которых лежала проба льда.
Мне предстояло уточнить на дне места сбора количественных проб. Чтобы выяснить количество донных обитателей, на грунт укладывают рамку размером в 0,25 или 1 квадратный метр. Животных, оказавшихся внутри рамки, тщательно отделяют острым скребком и переносят в специальную сборочную сетку, которую плотно закрывают. Оторванные от грунта мелкие животные очень легко расплываются во все стороны, и полностью собрать их даже с такой небольшой площади, как 0,25 квадратного метра, гораздо труднее, чем может показаться с первого взгляда. Ценность количественных проб состоит не только в том, что они позволяют определить, сколько животных на дне моря: в них попадает множество мелких, часто почти микроскопических организмов, которых водолаз под водой просто не замечает и которые лишь случайно оказываются в выборочных, качественных сборах.
Я спустился вниз и стал тщательно осматривать дно; впечатление было почти таким же сильным, как и при первом погружении, но теперь я замечал гораздо больше животных: вот на малой глубине растут кустики гидроидных полипов, животных, родственных пресноводной гидре, из тонких полупрозрачных трубок выглядывают венчики розоватых щупалец; кое-где на дне лежат кустики красной водоросли — филлофоры, они никак не прикрепляются к грунту, а это возможно только в совсем спокойных водах. Но больше всего водорослей было на морских ежах, некоторые из них таскали на себе целую клумбу. Среди ежей и гидроидов ползали по дну голожаберные моллюски, большие, почти в ладонь, удивительно яркого белого цвета. Они попадались в основном на мелководье, где было довольно темно, и, казалось, испускали яркий фосфорический свет.
Морской паук, голожаберный моллюск, морские ежи и морская звезда. Глубина — 9 метров
Хищный плугарь (справа) медленно плывет за пестряком, не осмеливаясь напасть. Видимо, добыча слишком велика. Глубина — 13 метров
Большая губка. Все ее поверхность покрывают рачки-изоподы. Глубина — 42 метра
Все эти животные образовывали четыре зоны. У самого берега располагалась зона, где дно было покрыто мохнатым ковром
