помещаться «большею частью переводы; стихи как необходимость; ученые статьи — изредка, и то как балласт на кораблях; критика (которая, однако ж, не основывалась еще на твердых, неизменных правилах); споры, несогласие мнений». Но время «для журналов чисто ученого содержания», даже «отличного достоинства», не пришло, также вряд ли могли существовать журналы, «исключительно занимаемые одним оригинальным и русским»{81}.
Журнал Н. А. Полевого «Московский телеграф» был энциклопедически разносторонним и злободневным и, по мнению Белинского, стал «явлением необыкновенным во всех отношениях. Человек, почти вовсе неизвестный в литературе, нигде не учившийся, купец званием, берется за издание журнала, — и его журнал, с первой же книжки, изумляет всех живостию, свежестию, новостию, разнообразием, вкусом, хорошим языком, наконец, верностию в каждой строке однажды принятому и резко выразившемуся направлению». Полевой «был рожден на то, чтоб быть журналистом, и был им по призванию, а не по случаю». Белинский считал, что Полевой своим журналом оказал такое же влияние на русскую литературу, как Ломоносов и Карамзин{82}.
Против Полевого было большинство журналов, цензура. «Московский телеграф» постоянно находился под угрозой закрытия. Причем Полевой сам «вызывал» огонь на себя. Например, в № 7 за 1828 г. была помещена статья «О физике, Атенея»», в которой содержались нападки на статью «Содержание и распространение физики» из журнала «Атеней», издаваемого профессором М. Г. Павловым. Полевой во всеуслышание объявил: «Г. Павлов под сим названием предлагает натуральную философию Шеллинга и Окена, кафедра коей правительством запрещена». Нужно заметить, что самому Полевому о современной философии писать было запрещено. Попечитель Московского учебного округа А. А. Писарев увидел в этом нападки не только на Павлова, но и на университет и предписал издателю воздержаться «от пасквильных суждений о трудах университетских профессоров», так как они обязаны «строгим отчетом во всех деяниях своих высшему начальству». Если же нападки будут продолжаться, то журнал «законным порядком» запретят{83}.
Полевой нападал и на Каченовского, у которого когда-то учился. В 1830 г. он добился отстранения С. Т. Аксакова, своего литературного противника, от цензурования «Московского телеграфа». Вместо Аксакова был назначен Л. А. Цветаев, осторожный и внимательный цензор. Полевой нападал и на Цветаева. Он, например, заявил, что начало статьи «Взгляд на некоторые журналы и газеты русские» (№ 1, 1831) «вышло из печати не в том виде, как бы ему хотелось, что некоторые места лишились доказательства, другие указаний». И Цветаеву пришлось оправдываться перед цензурным комитетом. Он писал, что только смягчил оскорбительные выражения, выпуская самое резкое. Он исключил из текста выражения на счет русских и русской публики, а именно: «что пошлая, растительная бездейственность составляет величайший недостаток русских вообще»; «у нас нет стремления к общественной жизни, все есть цель к поддержанию одной растительной жизни; связи и корысть, две великие пружины, двигающие нашим обществом; для них у нас живут все, и все-то породили тот нестерпимый эгоизм:, который отвлекает нас от всякого общего стремления, от всякого единства в делах и мнениях»{84}.
Журнал держался только благодаря благосклонному вниманию и поддержке Бенкендорфа, шефа жандармов. Но министр народного просвещения Уваров подготовил целую тетрадку «крамольных» выписок из журнала и в 1834 г. представил ее царю, сопроводив словами: «Давно уже и постоянно, Московский телеграф» наполнялся возвещениями о необходимости преобразований и похвалою революциям. Весьма многое, что появляется в злонамеренных французских журналах, «Телеграф» старается передавать русским читателям с похвалою. Революционное направление мыслей, которое справедливо можно назвать нравственною заразою, очевидно, обнаруживается в сем журнале, которого тысячи экземпляров расходятся по России, и по неслыханной дерзости, с какою пишутся статьи, в оном помещаемые, читаются с жадным любопытством. Время от времени встречаются в «Телеграфе» похвалы правительству, но тем гнуснее лицемерие: вредное направление мыслей в «Телеграфе», столь опасное для молодых умов, можно доказать множеством примеров»{85}. Потребовался лишь повод, чтобы закрыть журнал. После публикации отрицательного отзыва на драму Н. В. Кукольника «Рука всевышнего Отечество спасла» (№ 3, 1834), понравившуюся Николаю I, он был закрыт, после чего Полевой представил в цензурный комитет объявление для помещения в «Московских ведомостях» о том, что «непредвиденные и не зависящие от воли его обстоятельства» заставляют его прекратить издание журнала. Вместо невышедших пяти книжек за 1833 г. Полевой предложил пять книжек за 1834 г. и вместо журнала за 1834 г. — восемь томов «Исторической библиотеки» (200 или более печатных листов){86}.
27 сентября 1830 г. в цензурный комитет обратился Н. И. Надеждин с просьбой разрешить ему издавать журнал «Телескоп» и приложение к нему под названием «Молва». Программой журнала должны были стать «изящная словесность, знания, современная летопись, критика, нравы, смесь»{87}. Новый журнал стал главным противником «Московского телеграфа». Когда Надеждин выезжал за границу, он поручал издание журнала В. Г. Белинскому. «Телескоп» не подвергался постоянным нападкам и преследованиям, как «Московский телеграф», хотя и значился в числе либеральных. Публикация «Философического письма» (1836) Чаадаева произвела впечатление разорвавшейся бомбы. «Телескоп» и его приложение были закрыты, цензорам было предписано «не позволять в периодических изданиях ничего, относящегося к напечатанной в № 15 «Телескопа» статье: «Философические письма», ни в повторение, ни в похвалу ее»{88}. Цензор журнала профессор А. В. Болдырев был отстранен от должности цензора и ректора университета, автор объявлен сумасшедшим, издатель сослан.
М. П. Погодин с группой московских «архивных юношей» в конце 1820-х годов стал издавать журнал «Московский вестник», но, не заинтересовавший читателей, журнал прекратил свое существование. В 1841 г. Погодин предпринял издание нового журнала «Москвитянин», объединившего значительные литературные силы. Здесь печатались А. А. Фет, А. А. Григорьев, А. Н. Островский, Т. И. Филиппов, Е. Н. Эдельсон, Б. Н. Алмазов, А. Ф. Писемский, Е. П. Ростопчина, актер П. М. Садовский. Журнал был трибуной славянофилов. А. Ф. Писемский в 1850 г. опубликовал в нем повесть «Тюфяк».
Погодин учел свой неудачный опыт и не стал ограничиваться проповедью какой-то одной идеи: «С самого начала я сделал план, чтоб десять печатных листов посвящать дельному и серьезному, и остальные, от пяти до десяти, всякой всячине, которая удовлетворяет большинству подписчиков… иначе журнал остался бы при образованных одних читателях, которых счетом сто в Петербурге, сто в Москве и сто в губерниях»{89}. 11 февраля 1849 г. Погодин передал издание журнала литератору А. Ф. Вельтману.
Театральные и музыкальные журналы
и журналы мод
Любовь к театру, музыке охватывала разные слои населения. Хотя цензорам «в предостережение» не разрешено было пропускать «критические статьи об игре актеров без особенного предписания начальства или без письменного дозволения г. генерал-адъюнкта Бенкендорфа»{90}, тем не менее большинство журналов печатали статьи о театре. Появились и специальные издания: «Талия» (1810–1812), «Журнал драматический» (1811). В 1828 г. К. Ф. Калайдович начал издавать журнал «Русский зритель», который в том же году перешел к П. В. Шереметьевскому. В этих журналах печатались драмы, комедии, либретто музыкальных сочинений.
К театральным
