И по сути вся Греция — и есть эти два города.
Салоники — это, по сути, город приезжих. Первая волна переселенцев пришла в 1912 году, вторая по итогам Первой мировой, третья, самая массовая и самая озлобленная — по итогам 1918–1922 годов в Турции, побед Ататюрка, малоазийской резни, когда турки вырезали Смирну и другие города на побережье и зачистили Стамбул — в котором по состоянию на 1914 год турок было всего сорок процентов населения. Затем — было массовое бегство евреев от нацистов, потом переселение евреев в Израиль — и волна переселенцев из Стамбула, совпавшая с националистическими погромами 1952 года в Стамбуле. Последняя волна греческих беженцев прибыла пару лет спустя, после падения монархии в Египте и погромов в Каире и Александрии. Население Салоник в двадцатом веке — сменилось почти полностью.
Удивительно то, что Греция смогла принять такое количество беженцев, численностью едва ли не равное населению страны и разместить их. Еще удивительнее то что не произошло реванша. Хотя… первая половина двадцатого века к реваншам как то не располагала. Проблемы начались сейчас, даже не с детьми, а с внуками. Это кстати повторяло ситуацию с мусульманами — гастарбайтерами. Родители думают как заработать на образование детей, дети как то встраиваются в общество и становятся настоящими немцами или англичанами — а вот внуки начинают задавать вопросы и вспоминать о своих корнях…
Наконец греческая политика. Ее делают по сути три великие семьи. Папандреу — премьер-министрами в Греции были дед, отец и внук Папандреу. Караманлис. Константинос Карманлис впервые занял министерский пост в 1947 году, покинул правительство и политику в 1995 году, а его племянник был премьером с 2004 по 2009 годы. И Мицотакисы — отец премьер, сын премьер, дочь министр иностранных дел…
Ж… есть, а слова нет…
Впрочем, Никифору Иваниди, самому богатому человеку в Греции (если считать честно то и в мире) было, в общем-то, все равно. Фиолетово как сейчас говорят.
Сейчас — Никифор Иваниди — сидел в тренерском кресле на тренировочной базе клуба ФК Салоники и, прикрыв глаза, слушал…
Пойми одну вещь — все ваши проблемы начинаются в окопавшихся в стране комсомольцах во главе с Иваниди. Это не просто криминал, это люди, которые разваливают все, к чему прикасаются. С ними не договориться. Если ты думаешь, что договорился — они уже думают, как и на чем тебя через … кинуть. Если нам удастся экстрадировать Холодовского и получить показания на Иваниди — ваши проблемы будут сняты. Если нет — рано или поздно им удастся раскачать ситуацию в стране. Пострадают все. Я не преувеличиваю — именно все. И ты в том числе. У нас после таких комсомольцев — средняя зарплата в стране пятьдесят евро была. В месяц. Ударит по всем. По мужикам. По бабам. По детям. По старикам. По всем….
Интересно…
— Пробили, кто? — Иваниди посмотрел на кубок Чемпионата Греции, который ФК Салоники выиграл впервые за пятьдесят лет.
— Пробили — у его собеседника не было даже акцента, и он хорошо понимал русский жаргон, все-таки семь лет на станции ЦРУ в Москве, а потом еще в русском отделе — Волков Игорь Валерьевич. Генерал МВД. Начальник управления международного сотрудничества. Назначен на эту должность двенадцать дней тому назад, тогда же стал генералом.
— Его можно купить?
— Нет. А если бы и можно было… вы же понимаете. Его назначили для того чтобы он решил проблему. Решит — останется генералом и начальником. Нет…
— А второй кто?
— Димитрис Кромос. Полковник МВД Греции. Работал в Интерполе, сейчас вернулся
— А его можно купить?
— Возможно.
Иваниди снова посмотрел на кубок
— Проблему нужно решить.
— Это не так просто, мой друг.
— Вы мне говорили другое.
— Я другого не говорил. Мы подали заявление об экстрадиции. Оказали вам услугу. Юридическая система работает медленно. Особенно если дело касается еврея. Особенно если дело касается еврея, имеющего средства на адвокатов. Но, по крайней мере, все это время он будет в тюрьме.
Иваниди нервно перебирал пальцами
— Это меня не устраивает.
Что же он про тебя такого знает — подумал американец, который знал Россию лучше многих русских, в том числе и потому, что его родители прибыли в США из Ленинграда, транзитом через Вену и Рим. Что же он про тебя знает, чего и мы не знаем.
Или ты просто обобрал его и теперь не хочешь встречаться?
— Я понимаю. Но давайте договоримся — никаких дел в стиле клана Сопрано. Нам сейчас ни к чему привлекать внимание.
— Вы что, не понимаете? Этот… мент… он не за Холодом приехал. Он приехал за мной!
ЦРУшник покачал головой
— Перестаньте, Никифор Григорьевич. Кто он и кто вы? У них на вас ничего нет, мы проверяли. Вам по-прежнему доверяют в Москве. Вы член Единой России…
— Много вы понимаете — буркнул Иваниди — я повторяю. Проблему надо решить. Или ее решаете вы. Или решаю я.
ЦРУшник не привык, чтобы с ним так разговаривали, но смолчал.
— У вас все готово? Имею в виду по людям? — спроси ЦРУшник
— Почти
— А мы слышали, у вас проблемы были. В Закарпатье
— Я свои проблемы решаю!
— Да, да. Только шума много.
— Да кому она нужна, эта Украина. И потом — а здесь шума не много будет?
…
— То-то.
— Ваши платежи проходят без задержек.
— Знаю.
— Ну, вот, собственно, всё — ЦРУшник поднялся — не смею задерживать. Запись оставить?
— Оставьте.
ЦРУшник откланялся и вышел.
Сразу после этого — в стене открылась дверь, в кабинет зашел человек, вопросительно посмотрел на хозяина
— Американец. Проследи за ним.
— Понял… — порученец начал говорить по рации
— Да не сам! Скажи, пусть местные легавые подсуетятся. Интересно, он здесь гнездо свил — или из Афин приезжает?
Иваниди хрустнул пальцами
— А что касается Холода…
…
— Он мне мешает.
На этом уровне — говорили только так. Он мешает. Убить, убрать — это слово никогда не произносили
— Понял…
17 мая 202… года. Афины, Греция. Следственная тюрьма МВД
На первый допрос я особо и не возлагал никаких надежд, это была так… пристрелка. Больше я думал о втором. Александр Борисович Холодовский… человек он умный, иначе не стал бы одним из самых богатых частных банкиров в стране. Я уверен, сидя в камере, он взвешивал все за и против. И к чему то пришел.
Те же старые джинсы. Очки.
— Ну? Надумали чего, Александр Борисович
Холодовский… оценивающе посмотрел на меня
— Значит, говоришь сам по себе? Один на льдине?
