еще не в курсе. Ну хоть тут я смогла его опередить.
— Да, — вжимаюсь поясницей в край столешницы и наблюдаю, за сменой эмоций на лице мужа.
Он прищуривается, а на смену подавленности, приходит что-то другое. Замечаю нехороший блеск в его глаза и даже вздрагиваю, когда он делает шаг.
До чертиков пугает его выпад.
После слов Лизы о том, что Илья давно уже не тот мальчик, за которого я вышла замуж, я себя хорошо так накрутила. Он ведь и правда может творить какие-то невероятно страшные вещи.
Я же никогда не лезла в его дела. Но понимала, что он давно свернул с дорожки настоящего правосудия.
— Ты меня боишься, Света?
Вот! Даже голос! Голос его кажется другим, даже он меня пугает. Такой глубокий с ярким оттенком раздражения и чего-то еще…
— С чего ты взял? — нервно комкаю в руках кухонное полотенце. — Что за глупости, вообще? — пожимаю плечами, а саму трясет. Не знаю, но уверена, что чувствую волны агрессии, которые от него исходят.
— Я тебя никогда ни во что не впутывал, но сейчас, все серьезно Свет. Я за тебя боюсь.
— Нас скоро разведут, и это чувство пройдет, — стою на своем несмотря на липкий страх.
Я не хочу его слушать, не хочу проникаться. Я вообще не понимаю, почему согласилась с ним поговорить? Неужели это тоска? Та, что сжирает ночами. Та что подкидывает рой счастливых воспоминаний о нас?
Она убивает меня медленно. День за днем, секунду за секундой.
— Они могут давить через тебя, на меня. Это может быть опасно. Понимаешь? — снова делает шаг.
— Это твоя война, Илья, не моя.
— Ты не понимаешь, — Антипов повышает голос, и игнорируя сопротивление, обхватывает мои щеки ладонями.
Пытаюсь увернуться, но он просто физически сильнее. Загнал меня в ловушку, и держит.
— Это ты не понимаешь, — говорю сквозь зубы, — позаботься лучше о Наде. Я больше не имею к тебе никакого отношения.
— Светка, я не переживу, если с тобой что-то случится, — он прижимает меня к себе, смотрит в глаза.
А я не сопротивляюсь. Мне противно, не хочу его видеть, слышать, чувствовать, но тело предает. Оно прекрасно помнит эти руки и губы. Сердце трепещет. Оно все еще хочет получить порцию ласки от этого человека. Оно его любит!
Глупое сердце.
— Поживи у матери, за городом. Не отсвечивай пока в городе. Слышишь меня? — шепчет, касаясь моих губ своими. — Я тебя умоляю. Послушай меня хоть раз. Сделай так, как прошу. Это опасно.
Илья прижимает меня к стене. Обнимает. Зарывается пальцами в волосы. Его горячее дыхание опаляет кожу на шее. Я чувствую свои слезы.
Сердце на куски рвется. Не могу его оттолкнуть, не могу.
Слабачка. Жалкая. Настоящая жертва. Полная дура. Вот кто я!
Илья вытирает мои слезы большими пальцами. Гладит. Раскачивает нас из стороны в сторону, будто сможет меня успокоить. Будто так мне станет легче.
Не станет, уже никогда не станет.
— Как ты мог? — срываюсь на истеричный крик, захлебываюсь им, дышать не могу. — Зачем? зачем ты все разрушил? Ты не человек, ты чудовище. Я ненавижу тебя, слышишь. Ненавижу.
— Я знаю, Света. Знаю. Прости меня, слышишь. Прости.
— Как мне теперь жить, Илья? Как? Ты меня предал. Нас. Я же хотела ребенка, я хотела семью. Почему ты был против? Чем она лучше? Почему с ней у тебя будет семья?
— Никакой семьи не будет, — встряхивает меня. Хорошенько так. Даже зубами клацаю.
Смотрит в глаза и повторяет, только медленно и четко:
— Моя семья ты. Всегда была и будешь. Слышишь? Она мне не нужна.
— А ребенок? — рыдаю, цепляясь за его плечи.
— Они уедут в другой город. Я буду помогать деньгами. Ты никогда больше ее не увидишь. Никогда. Мы сможем это пережить. Мы так много пережили вместе.
Пережить? Как это пережить? Как тебе верить после этого? Я не знаю, не понимаю и вряд ли когда-то пойму.
— Она тебя любит! — заглядываю ему в глаза, и почти ничего не вижу из-за слез, картинка слишком мутная.
— Она любит мои деньги. Пришла уже на четвертом месяце, что мне нужно было с ней делать? Убить?
Отрицательно качаю головой.
Даже если это правда, разве это что-то меняет? Он был с ней. Она замуж за него хочет и уверена, что после нашего развода, так и будет. Он уже ее.
Попользованный другой. Почему я должна подбирать чьи-то объедки?
— Сказать мне, что мы с тобой расстаемся, Илья. Как и обещал когда-то!
— Это все слова. Ты бы в такой ситуации рассказала?
Он в отличии от меня голос не повышает, держится спокойно. Если не считать того, что вцепился в мое тело, как клещ.
Захлебываюсь слезами и чувствую себя настоящей истеричкой.
Почему он меня не слышит? Почему считает, что я должна простить?
Как это возможно? После всего, что он сделал?!
Что у нас будет за жизнь? Кому она такая нужна?
— Ответь мне Света, что ты молчишь?
Трясущимися руками вытираю слезы и вытягиваю кисть перед его лицом.
— Смотри. Видишь? У меня пальцы дрожат. У меня сердца нет. Ты же его в клочья, Илья. Посмотри, — пихаю свою руку ему в лицо. — До чего ты меня довёл? Разве так поступают с любимой женщиной? Разве по ней топчутся? Ответь мне! — хватаю его за ворот белоснежной рубашки. — Отвечай! Ты спросил, рассказала бы я? Да. Но никогда бы не поступила с тобой так, как ты со мной. Не изменила бы. Не променяла не другого, пока мы в отношениях. Где тот человек, за которого я вышла замуж? — Что с ним случилось? — срываюсь и перехожу на крик. — Кем ты стал? В кого превратился? Ей девятнадцать! Ты связался с девчонкой, которая школу год назад закончила. Кто ты? Где мой Илья!
Дергаю его за этот долбанный воротник, а потом луплю наотмашь по груди и плечам.
Каждый удар, нож самой себе в сердце.
— Ты все изуродовал. Это ты нас убил. Ты во всем виноват. Ты! — тычу пальцем ему в грудь. — Только ты. Я убить тебя хочу, слышишь? Какое переживем? Мне мерзко. Ты мне противен.
Продолжаю орать на него, и плевать, что уже поздно. Плевать, что стены картонные, и нас
