соврать не мог. Ошибок я делаю даже больше, чем звезд на небе, но просто из вежливости молчит. — И что касается учёбы, то в этом я с детства бездарна. Даже и пытаться не стоит.
— Вот как… — протянул Тсуна, растерянный таким заявлением. Видно, предпочел отмолчаться, чтобы наш разговор не перерос в спор. Он вновь заметил мой взгляд на своём кольце, что висело на шейной цепочке. — Хочешь посмотреть? — предложил Савада.
— Не надо, — отмахнулась я. — Слышала, что произошло с Занзасом, когда тот прикоснулся к кольцу.
— Его просто надевать не стоит, — пояснил парень, всё равно расстегивая цепочку и вкладывая мне в ладонь кольцо. — Но посмотреть-то можно. Вот.
На ладонь упал тяжёлый металл. Ого… А я думала он значительно легче. Да и в размерах меньше будет. Таким колечком если размахнуться и ударить кого-то по голове, то и сотрясение мозга получить можно. Но с виду не скажешь, что оно какое-то «волшебное». Хотя чудеса Кольцам Вонголы приписывают различных масштабов. Вплоть до библейских.
— А у тебя… — начал осторожно Тсуна, понизив голос. — Есть… Пламя Посмертной Воли?
— Нет, — равнодушно ответила я, возвращая кольцо хозяину. — В детстве мать пыталась узнать это, вызывая специалистов. Хаято и Бьянки являлись обладателями Пламени Урагана. Подразумевалось, что и я стану… такой же. Но у меня нет способностей ни к одному из видов Пламени. Я обычный человек, Савада Тсунаёши. — Посмотрела на парня и мягко улыбнулась. — Разочарован?
К моему удивлению, стоило Тсуне увидеть мою улыбку, как он замер. Глаза удивлённо распахнулись, а на щеках появился лёгкий румянец. Кажется, он даже дышать перестал. Просто сжимал своё кольцо в ладони, смотрел на меня и… молчал. Может, просто не знает, что сказать на это? Или до конца не верит? Но это правда. Так как растения в моих руках иссыхают, предполагалось, что основным моим атрибутом будет Ураган, как у сестры. Но увы… Реальность оказалась намного банальнее.
Почему-то Тсуна всё также продолжал смотреть в мою сторону, словно только сейчас впервые увидел. Непривычно. Я уже хотела поинтересоваться, что не так, как услышала со стороны:
— Джудайме! — В нашу сторону бежали Хаято и Такеши, которые только что закончили тренировку. — Джудайме! Там вас учитель зовёт и… — Увидел меня и его настроение тут же изменилось. — А ты какого чёрта ошиваешься около Десятого⁈
— Гокудера-кун! — произнёс Савада, пытаясь успокоить парня.
— А? — протянул Такеши, осмотрев меня с головы до ног и сосредоточив свой взгляд на коленках. — Выглядит болезненно… Может, тебя провести в медпункт?
— Все нормально, — сказала я, чувствуя некое дежавю. — Только выглядит страшно, но уже ничего не болит.
— Глупая женщина! — рыкнул Хаято. — Надо было после падения сразу идти в медкабинет, а не надоедать и беспокоить своим присутствием Джудайме!
— Гокудера-кун, всё не так! — вставил Тсуна, но я не собиралась больше слушать Хаято.
— Увидимся, — произнесла Саваде, после чего встала, надела на голову наушники, включила их на полную громкость и спокойным шагом направилась в сторону школьного корпуса. Надеюсь, Шамал будет на месте и можно будет часок другой отсидеться у него.
Не хочу больше идти на занятия.
Может, вообще прекратить посещать школу?
Думаю, так будет лучше.
Глава 4. Честность
Сколько себя помню, всегда старалась сковывать свои эмоции и прятать их. Особенно от матери. Не улыбаться лишний раз, так как если она заметит, то обязательно сделает что-то такое, после чего улыбаться и вовсе не хочется. Или может даже сказать, что-то вроде:
— Что это у тебя на лице? Убери немедленно! Отца своего напоминаешь… Раздражает…
И так всегда. И это не значит, что я не испытываю чувств. Наоборот. Они во мне бушуют постоянно, но внешне я стремлюсь все эмоции прятать за маской безразличия. В итоге это так натренировали во мне, что стало неотъемлемой частью самого характера или привычкой. Я не улыбалась, не смеялась, не издавала лишних шумов, не задавала глупых вопросов и вообще старалась скрываться в тени, пока не позовут или не понадоблюсь.
Конечно, этого было мало. Вначале — практически после каждой ссоры с матерью — я убегала от неё в слезах. Плакала часто и долго. Не могла понять, почему ко мне такое отношение и чем я его заслужила? Ответ прост, а лучшего я и не заслужила. Хочешь хорошего обращения? Работай и приноси пользу. Но что ты можешь, когда у тебя нет ни способностей, ни умений, ни навыков — вообще ничего! Есть только ты. Но, как оказывается, этого мало.
А дальше… Я перестала плакать. Даже если очень хотела, чтобы снять эмоциональный груз и немного успокоиться, — не могла. Не получалось. Слёзы словно иссякли. В итоге я слушала мать уже не до первых слёз, а до того момента, когда ей надоест говорить. Слушала и слушала… Каждый раз чувствовала себя самым последним куском дерьма, которому даже существовать не положено. Ничего не ждала от жизни и ничего не требовала.
В итоге, если мама говорила куда-то идти и что-то делать, я так и поступала. Не задавала вопросов.
— С твоим мелким умишком ты всё равно ничего не поймёшь! — гневно говорила она, когда я пыталась вникнуть хотя бы во что-нибудь.
За меня решали во что одеваться, где жить, как жить, чем заниматься и так далее. Единственным моим увлечением стала еда и музыка. Ела много, чтобы заглушить и притупить ту боль, что скапливалась в груди. Знала, что это вредно, но на собственное тело мне было давно плевать. А какая разница? Всё равно я целыми днями сидела в своей комнате около компьютера.
Были, конечно, вечера, на которые приглашали различных гостей, и иногда меня заставляли выходить на свет. Причёсывали, одевали, как куклу, но всегда эпицентром внимания была Бьянки. Она красивая, умная, талантливая, взрослая… Всё, за что бы она ни взялась, получалось у неё лучше всего. В мире мафии она сразу же смогла отыскать своё место. А это значит деньги, карьерный рост, уважение и положение в обществе.
Хоть мы и прожили с Бьянки под одной крышей около двух лет, что сейчас, что тогда, практически не общались. Она избегала меня и вообще игнорировала моё существование. Но это… Это нормально. Я была уже рада и тому, что могу изредка наблюдать за ней и
