— Чепуха, — равнодушно бросил Лакин. Гордон помолчал, а затем сказал:
— Я тоже так думал сначала. А потом мы расшифровали эти записи, принимая отрезки в полсантиметра за короткие линии, а отрезки в один сантиметр — за длинные линии в азбуке Морзе.
— Это бессмысленно. Нет такого физического явления, которое могло бы генерировать данные, подобные этим. — Лакин взглянул на Купера, который совсем растерялся.
— Да вы посмотрите, что получилось в результате расшифровки! — воскликнул Гордон и написал ла доске ENZYME INHIBITED В.
— Это все с одного листа кривых самописца? — спросил Лакин, сощурившись, рассматривая текст.
— Нет, это расшифровка трех листов.
— Где были разрывы?
— На первом листе ENZYM, на втором — Е INHIB, а на третьем — ITED В.
— Значит, вы вообще не получали целого слова?
— Нет, расшифровка шла с трех последовательных листов. Я снимал записи одну за другой, прерываясь ненадолго, чтобы заменить бумагу.
— Сколько времени вы на это тратили?
— Около двадцати секунд.
— Этого вполне достаточно, чтобы некоторые из ваших “букв” оказались пропущенными.
— Возможно, но сама структура…
— Я не вижу никакой структуры. Здесь только ваши предположения, — отрезал Лакин.
Гордон нахмурился.
— Вероятность получения набора слов из случайных шумов, подобравшихся таким образом…
— Как вы разделяете слова? Даже в азбуке Морзе имеется интервал, по которому можно определить, что одно слово кончилось, а другое началось.
— Доктор Лакин, это мы как раз установили Между двумя словами интервал два сантиметра. Это как раз…
— Вижу, — стоически вынес и это Лакин. — Весьма убедительно. Имеются ли другие.., сообщения?
— Есть кое-что, но они не имеют смысла, — сказал спокойно Гордон.
— Я так и предполагал.
— О, здесь и другие слова — “это”, “насыщать”, я думаю, что вероятность случайного совпадения шумов очень мала, чтобы получилось такое длинное слово, обрамленное с двух сторон двухсантиметровыми интервалами.
— М-м-да, — промычал, пожав плечами, Лакин.
Гордону в такие моменты всегда казалось, что Лакин произносит нечто непечатное по-венгерски, но перевести это на английский он не мог.
— И все-таки я считаю, что это чепуха. Здесь нет физического смысла. Думаю, это результат каких-то внешних помех. В это я могу поверить. Но в азбуку Джеймса Бонда — Морзе.., нет уж, увольте.
Говоря это, Лакин крутил головой, как будто пытался избавиться от сомнений, и приглаживал рукой редеющие волосы.
— Вы зря теряете время.
— В действительности я не…
— Мой вам совет — сосредоточьтесь на настоящей проблеме. Я имею в виду обнаружение источника помех в вашей электронике. Я не могу понять, почему вы этим не занялись до сих пор. — Лакин повернулся, кивнул Куперу и вышел из лаборатории.
Через час после ухода Лакина, когда отключили все оборудование, заполнили лабораторные журналы и записали все подробности экспериментов, Гордон простился с Купером и длинным коридором пошел к выходу из здания. Он удивился, что на улице уже стемнело и над горизонтом поднималась Венера. Он-то думал, что еще только часа четыре. Все ушли домой, даже Шелли, с которым он хотел потолковать.
"Ладно, поговорим завтра”, — решил Гордон. Он шел по коридору нетвердой походкой и вздрогнул, когда собственный кейс стукнул его по колену. Лаборатории располагались на нижнем этаже нового здания физического факультета. Из-за того, что холмистая местность вдоль береговой линии в этом месте была наклонной, выход из здания оказывался на уровне земли. Сквозь стеклянные двери в конце коридора черным квадратом смотрела ночь. Гордон почувствовал, что коридор как бы плывет мимо него, и понял, что устал гораздо сильнее, чем предполагал. В самом деле, ему нужно больше заниматься спортом, чтобы поддерживать себя в форме.
Пока он так размышлял, впереди возник женский силуэт; спустя секунду он увидел, что это — Пенни. Она торопливо шла ему навстречу по коридору.
— Ox, — пробормотал он, непонимающе глядя на нее, и вспомнил, что обещал сегодня прийти пораньше и приготовить ужин. — Ч-черт!
— Да, мое терпение лопнуло.
— Господи, мне очень жаль. Я как раз… — Гордон неопределенно махнул рукой. Он попросту забыл обо всем, но не признаваться же в этом!
— Милый, ты совсем замотался. — Ее голос смягчился, когда она увидела измученное лицо Гордона.
— Да, я знаю… Мне, правда, очень жаль. Господи, я… — Сердясь на себя, он подумал, что извиняться не следовало бы.
Гордон с восхищением смотрел на Пенни, подтянутую, ладно сложенную, такую женственную и хрупкую, что сам себе он начинал казаться огромным и неуклюжим. Ему бы надо объяснить ей, что эти проблемы захватили его целиком, не оставив места ни для чего другого, даже для нее. Звучало жестоко, но это было действительно так, и он пытался сообразить, как лучше объяснить Пенни, не вызывая…
— Иногда меня удивляет, как я могу любить такого дурня, — прервала его мысли Пенни, качая головой. На ее лице проступила слабая улыбка.
— Ну, я очень сожалею, но.., давай я тебе расскажу, как сегодня поцапался с Лакином.
— Да-а? Ну, рассказывай.
Сильная, тренированная девушка, она с легкостью наклонилась и подхватила его набитый всякой всячиной, раздувшийся кейс. Страшная усталость не мешала Гордону любоваться ее движениями и четко очерченными бедрами.
— Пошли, все, что тебе сейчас нужно, — это хорошенько поесть.
Он начал рассказывать свою эпопею. Она кивала и вела его вокруг азотной станции на небольшую стоянку, где лампы в защитных плафонах отбрасывали причудливые блики на крыши машин.
Глава 7
Пенни повернула ключ зажигания, и радио пронзительно завизжало: “Пепси-кола — то, что надо! Пейте пепси до упаду!” Гордон дотянулся до приемника и выключил его.
Пенни вывела машину с автостоянки на бульвар. Прохладный ночной ветерок развевал ее волосы. Отдельные рядки, каштановые у корней, постепенно все больше светлели, становились с золотистым оттенком на концах, выбеленные солнцем и хлоркой в бассейнах. С моря дул мягкий бриз.
— Звонила твоя мама, — осторожно произнесла Пенни.
— Да? Ты ей пообещала, что я позвоню? — Гордон надеялся таким образом прекратить разговор на эту тему.
— Она сказала, что скоро прилетит сюда.
— Что-о? Черт подери, это еще зачем?
— Говорит, что ты перестал ей писать, да и посмотреть Западное побережье хочется. Она думает о переезде сюда. — Пенни говорила ровным, спокойным голосом, уверенными движениями ведя машину.